Возлюби ближнего! - [48]

В этой среде людей не делили на хороших и плохих, достойных и недостойных. Тут в обращении был другой эталон: не тунеядцы и труженики, не умные и глупые, не образованные и невежды, а пьющие и непьющие!

Давно застрявшие в отдаленных городах, пропившие все, что можно пропить, эти люди нигде не работали и в поисках выпивки толпились у пивных киосков, в забегаловках, «соображали» на любое количество, клянчили гривенники и часто собирались у кого-нибудь из своих покровителей на квартире.

Чтобы избежать участившихся разговоров в милиции, Геннадий Кореньев поступал куда-нибудь на любую неутомительную должность, добывал очередной штамп о работе, но, продержавшись до первой получки, увольнялся за прогул или по собственному желанию.

Когда его журили за нехорошее поведение, Кореньев пускал слезу, клялся, что будет жить по-честному и перестанет тунеядничать.

Над ним брали шефство, ему выдавали ссуды, пускали шапку по кругу, чтобы собрать на экипировку, покупали сапоги, погашали его задолженность по квартплате — господи! чего только не делали добрые советские люди, дабы гражданин Кореньев Геннадий Ричардович, стольких-то лет, смог наконец начать жить по-человечески!

Чем чаще Кореньев увольнялся с работы, тем больше он опускался. Если раньше Кореньев работал нехотя, но все-таки работал, то теперь, под влиянием ежедневных пьянок, одно слово «работа» вызывало у него отвращение.

Сейчас уже трудно понять, как этот молодой человек, обладатель пусть и не очень ярких способностей, учившийся в школе, откуда, по статистическим данным, вышли два героя войны, семь докторов наук, десять педагогов, двадцать шесть инженеров, один артист и сорок восемь отличников производства, — как среди столь прекрасных, полезных растений вымахал этакий, извините за выражение, чертополох?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует остановиться на детстве Кореньева.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Воспитала Кореньева мать. Она без конца внушала, что все ему на свете чужие, кроме нее одной. Вечно обозленная своими любовными неудачами, она пристрастилась к вину, наливала рюмочку «слатенького» своему Геночке, и неудивительно, что день получения сыночком паспорта они оба отпраздновали в вытрезвителе.

К своему совершеннолетию Кореньев уже слыл искусным умельцем пить без закуски и сиротой, живущим на деньги от реализации вещей, оставшихся после скоропостижной смерти матери.

Время от времени на очень короткие сроки Кореньев становился то подручным слесаря, то строителем, то просто канцелярским работником, а целых два месяца даже служил в местном оперном театре в качестве фигуранта.

Иногда его видели в толпе прислужников хана в балете «Бахчисарайский фонтан», иногда же, будучи одетым по моде девятнадцатого века, он изображал гостя помещицы Лариной…

К двадцати пяти годам Кореньев женился. Браком своим он был доволен: жена его получала вполне приличные алименты от двух предыдущих мужей.

Но когда детей по суду отдали на воспитание отцам, жена поняла, что надо самой идти работать. Ждать какой-нибудь помощи от пьющего Кореньева бесполезно.

Обнаружив однажды, что Кореньев пропил ее выходное платье, жена ушла от него к родственникам.

А буквально через несколько дней Кореньев уехал в Дымск, послав с дороги жене письмо, в котором клялся в любви до гроба и обещал возместить причиненный им ущерб.

Ответа на свое послание Кореньев не мог получить по той причине, что не указал своего адреса, опасаясь, как бы его бывшая жена не нагрянула в Дымск.

В Дымске все складывалось для Кореньева более чем удачно. Строительство, куда он завербовался, по каким-то причинам законсервировали. Пока выяснялось, будет ли оно вестись или же его переведут в какую-нибудь другую отдаленную область, Кореньев регулярно получал зарплату и каждый день осваивал новые питейные точки. В одной из них он познакомился с Гарри Курлыкиным.

На вид Гарри было уже около сорока. Маленького роста, с круглым детским лицом и злыми зелеными глазами, он походил на рассерженного гнома из страшной сказки.

Знакомясь, Курлыкин назвал себя долгожителем Дымска и тут же объяснил, как это следует понимать.

— Долгожитель не в смысле возраста, а в смысле стажа пребывания в этом городе… Я уже третий год здесь обитаю, — доложил Курлыкин. — Я тут знаю всех насквозь и даже глубже. Если желаете, введу вас в лучшие дома.

— С удовольствием, — обрадовался Кореньев. — Очень рад воспользоваться вашим покровительством.

— А если рады, то не будем терять драгоценного времени и отправимся сейчас же к одной очень симпатичной молодой даме.

— С пустыми руками прийти, пожалуй, неудобно, как вы думаете? — осведомился Кореньев.

— Сразу видно, воспитанный человек! — похвалил Курлыкин. — Но предупреждаю… Это не какая-нибудь отпетая алкоголичка, это, уважаемый, особа экстра-класс. Работник искусства. Натура артистическая. Здесь портвейном не отыграешься. Тут армянский коньяк принести надо.

— Само собой разумеется, — согласился Кореньев и вместе с Курлыкиным направился в магазин за коньяком.

Так Курлыкин познакомил Кореньева с Региной Капустянской. Регина встретила гостей не очень ласково. В этот день ей объявили, что ансамбль «Зеленые барабаны», где она работала в качестве «певицы с танцами», расформировывается и ей предстоит искать другую работу.