Возлюби ближнего! - [21]

Присматриваясь к окружавшему меня с детства подводному миру, я все больше и больше гордился своим происхождением.

— Ну кто может быть красивее и образованнее дельфина? — восторженно тараторил я, гуляя со своими однолетками или кувыркаясь на спине крепко уснувшего кита.

Так повторял я без конца, восторженный, наивный дельфиненок. Юность, она всегда близорука. А я был тогда очень юн и дальше своего океана ничего не видел.

Под руководством моего тогда еще бодрого деда я усиленно занялся самообразованием. Результаты сказались очень быстро.

Едва достигнув совершеннолетия (у нас оно наступает на десятом месяце жизни), я уже довольно сносно разговаривал не только по-дельфиньи, но и на щучьем, тресковом и селедочном наречиях.

Значительно позже, когда мне стукнуло целых три года, я понял — чтобы по-настоящему углубить свои знания, нельзя ограничиваться рассказами старых дельфинов, а следует черпать их из первоисточников.

Я имею в виду не только море, где родился, но и все другие еще не известные мне океаны, моря и реки.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Первое путешествие. Нравы тупорылых соплеменников. Бензин не только горючее.

Наступил день, когда я с разрешения матери и с одобрения престарелых родственников решил отправиться в дальнее странствие.

Обряд проводов у дельфинов не сложный: приложился к материнскому плавнику, постучал своим хвостом по хвосту деда и бабушки — и плыви себе потихоньку, не оглядываясь. Зато процедура прощания с друзьями занимает уйму времени. Кроме дельфинов приходят прощаться рыбы, и каждая считает себя обязанной прочесть на своем родном языке стихотворное напутствие. Хорошо еще, если стихотворение короткое, а попробуй выдержи, когда какая-нибудь лирически настроенная минога решила выразить переполнившие ее чувства не иначе как в длиннющей поэме, да еще написанной отвратительным белым стихом?

К счастью, Нептун меня миловал. Стихи у рыб оказались короткими, а один муксун просто уморил всех со смеху своими хотя и костлявыми, но абсолютно удобоваримыми эпиграммами.

Забегая немного вперед, скажу, что первые же дни самостоятельного плавания в незнакомых водах принесли мне немало разочарования. В подводном мире далеко не все благополучно и спокойно, как мне казалось, когда я плавал в родном водоеме, держась за материнский плавник.

В океанах и морях мне нередко попадались умственно отсталые амалины, неспособные рассчитать даже простейшую траекторию полета какой-нибудь летающей рыбешки вроде долгомера!

Но были факты и похуже. В Тихом океане я впервые познакомился с морскими свиньями. Когда я увидел их круглые спины — толстые, кое-как обтянутые морщинистой кожей, — меня передернуло. А глаза! Такие страшные, круглые, ничего не выражающие глаза! И к тому же тонюсенький свернувшийся хвост, похожий на мертвого угря.

Подумать только, этих тупорылых уродов считают нашей родней, а сами они, пользуясь необразованностью своих одноокеанцев, требуют, чтобы их называли дельфинами! Вот наглость!

Впрочем, если рассуждать научно и беспристрастно, они действительно дельфины. Только уж, извиняюсь, не настоящие. Им до настоящих дельфинов так же далеко, как барабульке до кита!

Встреча со мной, судя по их громкому хрюканью, произвела на тупорылых сильное впечатление. Они окружили меня плотным кольцом и долго разглядывали мою физиономию. Но и этого им показалось недостаточно. Каждый из них, а их было не меньше двадцати, стал пробовать на зуб мой хвост. А одна уже немолодая тупорылица даже пыталась его приподнять, за что крепко получила от меня по носу.

Вот уж действительно свиньи, хотя и морские!

А как они разговаривают! Ужас!

Язык их, безусловно, похож на наш, но только похож, и не больше. Тупорылые то и дело вставляют в свою речь грубые выражения и словечки, которые они, по всей вероятности, позаимствовали у акул и морских чертей.

Я беседовал со многими обитателями Тихого океана. И все, даже кашалоты, крайне пренебрежительно отзывались о морских свиньях. Недаром за ними с давних пор установилась подсушенная репутация[1].

В отличие от нас, настоящих дельфинов, тупорылые хвастливо именуют себя непьющими. Но не пьют-то они только воду. Зато готовы уподобиться бесхребетному вьюну и проползти сотни миль в надежде обнаружить на океанском дне какое-нибудь дырявое нефтеналивное суденышко.

Для чего? А для того, чтобы, насосавшись бензина, пугать щуку, нагонять страх на трусливую салаку и нахально приставать к молодым дельфинихам с гнусным предложением полакомиться дохлой акулой.

Столкнувшись впервые с нравами моих уродливых сородичей, я до того растерялся, что хотел было сразу же повернуть свои плавники назад. Но, вспомнив бабушкино наставление «все подмечать, чтобы изучать», я набрался решимости и продолжил путешествие.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Первая схватка с акулой. Я спасаю человека. Рассказ об одной разговорчивой скумбрии.

Впервые мне удалось увидеть людей в северной части Атлантического океана. В воде они казались мне какими-то чудовищами. Плавников я у них не заметил, а спускаясь на дно, они смешно кувыркались.

Сначала мне пришло в голову, что это морские львы. Я присмотрелся внимательнее. Львов тут быть не должно. Так кто же это?