Возлюби ближнего! - [139]

— Нервы у меня совсем развинтились: то, знаете ли, бессонница, то вдруг ко сну клонит. И кривая аппетита на этой почве резко пошла на снижение. А причина всему — юбилей.

Можете мне поверить, что я здесь никакой личной инициативы не проявлял. Это все мой заместитель Сосудин и предместкома Тощищев затеяли. С них и ответ спрашивать надо, а вышло, что погорел я. Да еще как погорел! Мгновенно. Вроде бездымного пороха. Это же неслыханно, чтобы за такую мелочь с руководящей работы снимать да еще в печати давать огласку! Такой кошмар ни одному хозяйственнику даже в конце квартала, в самый авральный период не приснится!

А началось все довольно тихо. Приходит ко мне этот самый Сосудин и предупреждает:

«Вы, Константин Лукич, в следующую субботу на дачу не уезжайте».

«А что, спрашиваю, такое?»

«Да так, — отвечает, улыбаясь, Сосудин, — мероприятьице небольшое прокрутить намечаем… Дату одну отпраздновать хотим».

«Это какую же дату? По какой линии?»

«Ну, если сами не догадываетесь, то, так и быть, скажу… Только, зная вашу непоколебимую скромность, заранее прошу не сердиться. Одним словом, в субботу, Константин Лукич, стукнет ровно одиннадцать месяцев вашего пребывания на посту директора. Срок, по комбинатскому счету, немалый. До вашего прихода ни один директор дольше семи месяцев в этом помещении не сидел. Так что вы у нас, прямо скажем, ветеран. По такому случаю мы и решили, Константин Лукич, организовать в одном из предприятий, входящих в состав треста ресторанов, публичное чествование закрытого типа, с подачей горячих блюд и тонизирующих напитков. Учтите, — добавил Сосудин, — что это делается не по инициативе какого-нибудь одного человека, а является единодушным требованием широких комбинатских масс в лице юбилейной комиссии под моим председательством».

Вот, собственно, из-за этого весь натюрморт и заварился. А банкет, надо вам сказать, прошел очень спокойно, без всякого гусарства. Бухгалтер наш, Кирилл Львович Психольников, адрес зачитал в стихах, начальник производственного отдела Заостренышев довольно красочно изложил мою краткую автобиографию, а заведующая отделом кадров Отрыжкина Зоя Никаноровна вместе с Тощищевым от имени всего личного состава преподнесли подарки.

И ничего такого сверхатомного подарено не было.

Вас интересует, что именно мне подарили? Пожалуйста. Могу сказать. Вот, например, эти патефонные пластинки.

Константин Лукич поставил одну из пластинок, включил радиолу, и тотчас же громко и торжественно зазвучал чей-то не то женский, не то мужской голос:

«Дорогой Константин Лукич! В ознаменование вашего непрерывного одиннадцатимесячного пребывания на посту директора комбината мы просим принять от нас несколько скромных памятных подарков… Мы надеемся, наш бесценный юбиляр, что эти часы, портсигар, люстра и мутоновая шуба для вашей супруги будут вечно напоминать вам о перманентном уважении руководимого вами коллектива».

Вслед за этим из радиолы хлынули стихи, сочиненные бухгалтером Психольниковым, в его собственном исполнении:

Есть в нашем комбинате достиженья,

О них никто не смеет умолчать.

И я поведаю в порыве вдохновенья,

Чтоб рифмой звонкой эти факты увенчать.

Возьмем хотя бы руководство наше,

Оно на правильном всегда стоит пути,

И нет задач на свете краше,

И нет полнее счастья чаши,

Чем слово благодарности найти!

— А вот эта пластиночка уже немножко в другом стиле. Сатирическое танго. Сатира теперь в почете, — предупредил Козулин. — Сочинял тот же Психольников. Очень, знаете ли, способный человек. Его произведения во всех литературных консультациях известны. Он и серьезное пишет, а может и с юмором…

Мы встретились с тобою в комбинате,

На фоне грандиознейших побед.

И ты сказал мне: «Дорогая Катя,

Мой славный, боевой товаровед,

Тебе готов всегда в любви я объясниться,

Ночами белыми стихи и прозу сочинять

И даже каждую товароединицу

Тебе одной к зарплате приписать».

Так пусть любовь моя

Все так же расцветает,

Как расцветает ныне

Наш промкомбинат.

Его Лукич наш возглавляет,

И хор его наш прославляет,

И пусть продукцию его везде внедряют,

И в честь ее пусть песни новые летят!

— Вот, собственно говоря, за эти-то за пластиночки я и пострадал, — печально улыбаясь, произнес Козулин. — Тут уже мне все припомнили: и почему на казенной машине жена в магазины ездила, и на каком основании кабинет себе под красное дерево отделал…

Будто бы сами не знают почему. Какой же я хозяйственник, если, узнав, что к концу года деньги по смете не израсходованы, не постараюсь их на что-нибудь истратить?

Тут уже не важно, на что именно израсходовать, главное — чтобы на счете не висели, а то в следующем году наверняка смету резанут.

К тому же эти деньги я разве себе в карман клал? Не было этого! А только комиссию, которая мое дело разбирала, так переубедить и не удалось. Уперлись — и ни в какую. Особенно на юбилей нажимали.

«Вы, — спрашивают, — почему же одиннадцать месяцев отмечали? Уж если вас юбилейный зуд одолел, подождали бы еще месяц».

Ну что им ответить? «Тут, говорю, следует учесть профиль нашего учреждения. Это вам не завод и не фабрика. Сегодня профиль есть, а завтра его возьмут да и ликвидируют. Так что на очень длительный срок пребывания директору комбината рассчитывать не приходится».