Возлюби ближнего! - [116]

Лешка недоверчиво махнул рукой:

— Ты и про первого папу говорила, что вернешь, и про второго. А они так и не воротились.

Через десять дней Анна Николаевна сообщила сыну, что для возвращения Брючкарева понадобится его помощь.

— Письмо, значит, писать придется? — догадался Лешка и тут же как-то совсем не по-детски решительно произнес: — Не буду на Брючкарева клевету писать!

— Да разве я плохого хочу? — разглаживая Лешкину челку, успокоила Анна Николаевна. — Мы, сыночек, если хочешь знать, весь огонь беспощадной критики не на Брючкарева, а на эту аморальную Люську Шувалову направим. Я уж точно знаю. К ней он ушел. Она его своей умственностью приманила. А Брючкарев — мужик современный, бесхарактерный. Ему, видишь ли, интеллигентная мадам нужна, чтобы с кругозором. А я человек простой — мне для моей работы и шести классов хватает. Была бы сила в руках и меткость глаза А по этой части за мной даже старые рубщики не угонятся. Мне на прошлой неделе наш замдиректора две бутылки портвейна преподнес. Вы, говорит, Анюта, надежнее всего мужского штата. Вы любую мостолыгу за первосортный огузок толкнуть можете, а из одной полутонной туши, при вашей умелой разрубке, почти целая тонна сплошной грудинки выходит!

Заметив по глазам сына, что его никак не интересуют ее производственные дела, Анна Николаевна поспешно возвратилась к основной теме.

— А что касается Люськи, то я все уже заранее разведала. И где она работает, и какой ее адрес.

Анна Николаевна достала из сумки небольшой листок криво исписанной бумаги.

— Тут, сыночек, вся котлетная часть изложена: самое главное. Ты нашу кассиршу Лину Владимировну не раз видел. Так эту болванку мы с ней вдвоем смастерили. Теперь за тобой дело. Факты возьмешь отсюда, а напиши по-своему, пусть не сомневаются, что ребенок писал. Слезу только пустить не забудь.

— Мне объяснять не надо, — совсем по-взрослому ответил Лешка, то и дело поглядывая на торчащий из кармана материнского передника кулек с приготовленным для него «Стартом».

Поймав Лешкин взгляд, Анна Николаевна протянула ему конфеты.

— На! Держи пока пять штук — вроде задатка. А когда письмо сочинишь, целых двести граммов получишь. Согласно договоренности.

Отправив в рот сразу две «стартины», Лешка, помолчав добрых три минуты, вдруг решительно заявил:

— Сегодня ничего не выйдет Занят. Завтра — другое дело.

— Да ты что, измываться над матерью вздумал? Завтра утром оно уже уйти должно! Тут каждый час дорог!

— Все равно — не могу.

— Это какие же такие у тебя вдруг важные дела появились?

— А мы сегодня всем двором к дедушке Торчицыну собрались. Он обещал нам свое водолазное обмундирование показать.

— Так ты же вчера мне честное пионерское дал! — возмутилась мать. — Сказал, что сегодня все сделаешь. Склероз у тебя, что ли?

— Нет у меня никаких склерозов, — обиделся Лешка, — склероз, он у взрослых, а ребенковых склерозов не бывает. Нам учительница объясняла.

— Значит, ты про свое честное пионерское забыть не мог?

Что было, то было. Мать права. Лешка и не думает отрицать. Честное пионерское нарушить нельзя. Хочешь не хочешь, а придется корпеть над этим письмом. Уж такая у Лешки Кудлахова горькая участь — сочинять эти самые письма. «То ли дело Ваське Рыжему и Сеньке Круглому. — с завистью думает Лешка о своих дворовых сверстниках. — Ну и как им не завидовать, если дедушка Торчицын сегодня наверняка про дельфина расскажет. Он каждый раз про него рассказывает… Очень уж смешной дельфин. Совсем как человек, даже докторскую колбасу ел, а когда кто-нибудь тонул, он свою спину подставлял и на берег выносил…»

Лешка ясно себе представил, как раскрыв рот слушают его приятели дедушкины интересные рассказы, а перед тем, как им разойтись, старик угостит всех ребят крепким чаем и горячими пирожками с клюквенным вареньем.

И до чего вкусные эти пирожки!.. Поджаристые… Большие…

От сладкого воспоминания о торчицынских пирожках и от досады, что он их на этот раз даже не попробует, слезы подступили к горлу.

— Эх, ты, — пристыдила Лешку Анна Николаевна. — А еще одаренный ребенок называется Плакса ты несознательная — вот кто!

— Не хочу быть одаренным! — громко захныкал Лешка и для пущей убедительности застучал ногами.

— Перестань стучать, — предупреждает мать. — Вот как возьму пластикатовую пылевышибалку да стегану, будешь знать!

Анна Николаевна поглядывает на часы и торопливо напяливает шляпу.

— Я тебе, между прочим, добавлю еще трешку к брючкаревским деньгам, — сообщает она у самых дверей, — и кроме вязаной буденовки куплю конструктор. Из него самому и транзистор смастерить — раз плюнуть.

— А не обманешь?

Анну Николаевну даже передернуло! Да если бы даже и обманула — так ведь не посторонний человек обманул, а мать. Это все школа да радио людей портят. Прямо святыми какими-то всех хотят сделать. И покупатели ведь такие же стали. Чуть что — маленько ошибешься, лишнюю косточку для округления веса подбросишь или сорт перепутаешь — так на весь магазин хай. А домой придешь — и тут от щенка этакого недоверие.

Эх! С каким бы удовольствием Анна Николаевна поучила бы своего одареныша! Не по-научному, не по-школьному, а по-своему, по-простому. Тогда бы он сразу понял, как свою единственную мать лишать доверия. Только в том и закавыка, что тронуть его нельзя. Дело прошлое, отстегала она его как-то, а он и говорит: «Я, говорит, в райсовет на тебя пожалуюсь, чтобы прав родительских тебя лишили». Еле прощения выпросила. Пришлось водяной пистолет покупать. Нет уж, битьем только хуже сделаешь. Нужный он человек, хоть и маленький. Благодаря его письмам Нинку-дворничиху целый год по товарищеским судам мурыжили, и фактов хоть не было, а выговор все-таки для острастки закатили. На всю жизнь помнить будет, как мужьями меня попрекать. Сама бы я пожаловалась, так никто бы на мою обиду и внимания не обратил, а тут как-никак ребенок написал. За маму свою заступился.