Возлюби ближнего - [12]

Изо всех, кто приехал на точку, Иисус поддерживал отношения только с Ципой и Китом. Как и он сам, эти ребята так же ходили в синяках, но упорно отказывались выполнять работы кроме службы. После случая на кухне прошло 3 суток, и Иисус снова должен был идти на дежурство с Бугаем. Снова родной уже окоп, где себя можно хоть ненадолго почувствовать свободным человеком.

- Ты спросил, откуда у меня шрам на спине?

- неожиданно начал разговор Бугай. - Я уже полгода здесь был, деды зверствовали - страшно. Подошли двое, кинули х/б - подшивай. Я усмехнулся и повернулся к ним спиной. Они в морду, а третий молча подошел и саданул в спину. Потом долго меня крутил особист после госпиталя, как-де все произошло, да кто виноват? Я сказал что случайно, в игре. А того, третьего, через месяц, зацепило. Пуля дура.

Особист опять приехал, опять разговоры по душам, все требовал в чем-то сознаться. А в чем? - Бугай устало усмехнулся и отвернулся от Иисуса.

- А я стихи пишу, - совсем ни к месту вдруг сообщил Иисус, - последние три дня назад написал.

Бугай, непонимающим взглядом уставился на Иисуса. И помолчав немного, предложил, - Ну тогда читай.

Иисус долго готовился, откашлялся и тихо начал читать:

Я такой же как ты одинокий,

Даром что не хулиган,

Но в положенные мне сроки,

Тоже лягу виском на наган.

Так же женщин люблю до безумства,

И они меня, только чу,

Тех кому дарил свои чувства,

Не нуждались в подарке чувств,

И я жаловался бумаге,

Ручку грыз и терзал в руках,

Только знаешь, хмельной браге,

Не стереть тоску в глазах.

И поэтому водкой горькой,

Не туманю я жизнь как ты,

Да, наша жизнь помойка,

Но бывают в ней и цветы.

Только мнут их и рвут и топчут

Что же делать, ведь люд жесток,

Только что же они не хохочут ,

Над суровостью твоих строк,

И я то же, блевать уже начал,

Травит жизнь колбасой гнилой,

Я пока облююсь, а значит,

Позже двинусь своей тропой.

- Это я Есенину написал, - смущенно сообщил Иисус глядя на Бугая, который пребывал где-то далеко, может быть в родной Рязани, а может быть и еще дальше, в закоулках своей души. Бугай зашевелился, глаза его ожили.

- Слушай, да тебе напрочь, по моему, голову снесло. Тебя здесь бьют, превращают в скота, издеваются, а ты стихи пишешь? Похоже, ты все-таки облюбовал себе место в этом мире, ты влез на очень высокую тучу и там устроил себе убежище. Смотришь вниз на все, и поплевываешь. Тебе не страшно там одному? Ведь гуртом оно всегда надежнее. Да и шансов выжить побольше.

- Мне нет, - ответил, едва усмехаясь Иисус, - а как же ты?

Иисус сидел на табуретке в палатке и смотрел телевизор. Шла передача "Служу Советскому Союзу", или как ее еще называли, "В гостях у сказки". Дяди с большими звездами кому-то, видимо репортеру, доказывали, что дедовщина в армии изжита полностью. В Афгане погибают ребята только по своей вине и из-за невнимательности и расхлябанности командиров. А солдатская взаимовыручка всегда есть, была и будет.. Ненависть душила Иисуса, тот мир, что показывали по телевизору, стал чужим. Уже не хотелось снова к этим дядям. К этой серой толпе в школьных костюмах , привыкших выполнять все по приказу, по указке. За те несколько дней, что он пробыл на точке, ему стало казаться, что он стал ужасно старым.

Следующее утро началось с внезапно раздавшейся автоматной очереди в одной из палаток. Все кинулись на улицу и увидели, как от палатки, где жил Цыпа, разбегаются старослужащие. Не понимая , что случилось, начали выспрашивать у убегающих. Случилось то, что должно было случиться, по крайней мере, не исключалась такая возможность. Доведенный до отчаяния Цыпа, вечными тычками, мордобитием, просто взял автомат и пристрелил главного своего мучителя - Гаджихана. Прошло пять минут. Из палатки Цыпа не выходил, Кента как на зло на точке не было. Из старослужащих никто соваться в палатку не хотел, да и вообще, старались отойти подальше. Начались разговоры, что нужно послать к нему молодых, пусть они его там заговорят и свяжут. Ведь не будет же он стрелять в своих одногодков. За всем происходящим с интересом наблюдал Бугай. Молча докурив сигарету, он выплюнул окурок на землю, растоптал его, так же молча, обычной походкой направился к палатке, где находился Цыпа. Все замерли в ожидании следующей очереди. Бугая не было не больше 10 минут. После чего, он показался из палатки. Он и Цыпа. В одной руке Бугай нес цыпин автомат, другой поддерживал еле идущего, плачущего Цыпу. Похоже что Цыпа находился в шоке, и с трудом понимал, что произошло. Вернулся Кент, уставшим голосом приказал взять Цыпу под арест. Бугай с жалостью посмотрел в последний раз на Цыпу, проговорил:

- Дурак, были способы лучше, надо было просто подумать. Что ж , каждому свое. Теперь держись, - легонько ткнул его кулаком в щеку и тяжело вздохнув, пошел в свою палатку.

Вечером Цыпу увезли на БТРе.

Прошел месяц, как молодые приехали на точку. Иисуса и Кита в конце концов оставили в покое.

Пахали те, кто согнулся. Иисус каждое утро уходил с Бугаем и учился драться. Бугай занимался на гражданке рукопашным боем и теперь начал учить Иисуса тому, что сам знал и еще помнил. "Иначе тебя забьют", - заключил Бугай. Жизнь стала равномерной, размеренной. Дни летели за днями. Иисус как и Бугай стал сторониться людей, друзей у него не было, были одни знакомые. Его стали бесить правильные речи Джейрана.