Возле вождей - [207]

Я там был, словес мед пил, по усам текло, а в память не запало! А «райское яблочко» каждой пришедшей пожимало ручку, каждой подошедшей говорило приличествующие случаю слова…

Нэнси Рейган почему-то обратила внимание на нравоучительную манеру разговора и барское отношение Раисы Максимовны к тем, кто ее окружал: «Если я нервничала перед первой встречей с Раисой Горбачевой… то она, должно быть, нервничала еще больше перед встречей со мной. Я не знала, о чем буду говорить с ней, но скоро выяснилось, что это не имеет никакого значения. С первой минуты она сама говорила, говорила — так много, что мне едва удавалось вставить словечко. Быть может, это было от неуверенности, которую она испытывала, но после почти дюжины наших встреч в трех разных странах основное впечатление, которое осталось у меня от Раисы Горбачевой, — что она никогда не перестанет говорить. А точнее сказать, читать лекции. Иногда темой ее был триумф коммунистической системы. Иногда — советское искусство. А чаще всего — марксизм-ленинизм. Один или два раза она даже прочла мне лекции о недостатках американской политической системы.

Я к этому не была готова, и мне это не нравилось. Я предполагала, что мы будем говорить о личной жизни: о мужьях, о детях, о трудностях существования на виду у всех или, наконец, о наших надеждах на будущее. Я хотела рассказать Раисе о нашей программе борьбы с наркоманией. Но как только я начала, она быстро сменила тему, заявив, что с Советском Союзе проблемы наркомании не существует. Ой ли?

В тот первый раз в Женеве, придя на чай, она поразила меня тем, что явно хотела казаться женщиной, чье слово — закон. Ей не понравился стул, на котором она сидела, — она щелкнула пальцами. Охранники из КГБ тут же подали ей другой. Я глазам своим не поверила. Я видела первых леди, принцесс, королев, но никогда не видела, чтобы кто-то из них вел себя подобным образом».

Для многочисленных поездок по стране и за рубеж для супруги Генсека потребовалась специальная охрана КГБ. Но Раиса Максимовна потребовала себе еще и адъютанта, который бы все время находился при ней. Разыскали в Сочи симпатичного парня с высшим образованием. Он продержался всего несколько месяцев и был изгнан без объяснений. Ей не могли угодить повара, горничные, уборщицы, которых леди меняла по нескольку раз. Единственным мерилом ее было — подбирать не самых симпатичных и не самых молодых девчат. Начальник охраны при этом восклицал:

— Это где же я им столько дурнушек-то наберу! Ведь к нам всегда зачисляли девчат симпатичных. А заново учить, звания присваивать времени-то сколько надо.

Но Генсек сделать ничего со всесокрушающей силой энергии своей женушки не мог. Не он, а она формировала характер президента-Генсека. Во время одной из поездок на Волжский автомобильный завод Р. М. Горбачева заявила: «Люди здесь прекрасные, а освещение визита в средствах массовой информации никудышное. Михаила Сергеевича показывают как-то с затылка». А дело оказалось в том, что телевизионщики не показали всего шарма супруги лидера…

Телевизионщики впоследствии учли пожелания президентши.

Особую заботу составляли наряды Раисы Михайловны. Одеваться она любила с большим вкусом, изяществом и элегантностью, имея для этого обширный гардероб, чтобы не повторяться. Украшала себя довольно массивными браслетами, серьгами и кольцами из белого металла. Очень удачно подбирала обувь, в основном в западных магазинах. На ней были аккуратные шубки, ладные меховые горжетки, шапочки. При каждой поездке в самолет загружалось большое количество чемоданов, специальных пакетов с верхней одеждой.

При этом у Горбачевых существовала и своя кладовая для подарков, которая располагалась на третьем этаже главного здания и была набита картинами, скульптурами известных мастеров, шкатулками Палеха, тульскими ружьями, множеством часов, альбомами с редчайшими марками. Но особое место здесь занимали украшения из благородных металлов. Оказалось, что в ней находились и предметы Гохрана, такие, например, как серебряный самовар с чашками работы XVIII века. Уникальные подносы. Клинки и т. п.

Выходит, не брезговали первые персоны коммунистического государства раздаривать нажитое народное состояние и не мучились бессонницей от угрызений совести. Легко раздаривать то, что тебе лично не принадлежит. Но особые хлопоты Раиса Максимовна проявляла в общении с теле- и фотокорреспондентами, требуя, чтобы кассеты с записью зарубежных визитов после возвращения их из поездок давали на просмотр сначала лично ей, ибо хотела прежде увидеть себя, а потом все остальное.

На встречах, приемах, проводах стояла спокойной до тех пор, пока операторы не наводили камеру на нее. А увидев наведенную камеру, без причин начинала с кем-то разговаривать, либо на что-то указывать, либо ни к селу ни к городу улыбаться, либо кого-то поучать.

А операторам говорила: Михаила Сергеевича часто снимают неудачно, не с той точки, не в том ракурсе. Подразумевалось же при этом, что не так с ее точки зрения показывалась она.

После провала ГКЧП с телевизионного экрана исчезла и Раиса Максимовна. Зато появилась ее книга «Я надеюсь», в которой сделан акцент на мужественном и материнском поведении ее в Форосе. Она переживала и боролась за семью так, что даже заболела. И это стало главным поступком ее жизни.