Вожатый - [2]

Шрифт
Интервал

Ложатся так весело.

Как прошли, не помню, дни пустынные,

Что-то их занавесило.

Как неделю, прожил полсотню недель,

А сестры-пряхи все прядут кудель.

Скоро, пожалуй, пойду я дорогою...

Не избегнут ее ни глупцы, ни гении...

На иконы смотрю не с тревогою,

А сердце в весеннем волнении.

Ну что ж? Запл_а_чу, как тебя обниму,

Что есть в суме, с тем и пойду.

1916

9

Я вижу, в дворовом окошке

Склонилась к ребенку мать,

А он раскинул ножки,

Хочет их ртом поймать.

Как день ему будет долог,

Ночам - конца словно нет...

А год? это - дивный сколок

Будущих долгих лет.

Вот улыбнулся сонно

С прелестью милых котят...

Ведь всякая мать - Мадонна

И всякий ребенок свят!

Потом настанут сурово

Труды, волненье и страсть,

И где найти тогда слово,

Что не дало бы упасть?

Мудры старики да дети,

Взрослым мудрости нет:

Одни еще будто в свете,

Другие уж видят свет.

Но в сумрачном бездорожьи

Утешься: сквозь страстный плен

Увидишь - мы дети Божьи

У теплых родных колен.

1915

II

326-334. ВИНА ИГОЛКИ

1

Вина весеннего иголки

Я вновь принять душой готов,

Ведь в каждой лужице - осколки

Стеклянно-алых облаков.

На Императорской конюшне

Заворковал зобатый рой...

Как небо сделалось воздушней,

Как слаще ветерок сырой!

О днях оплаканных не плачьте,

Ласкайтесь новою мечтой,

Что скоро на высокой мачте

Забьется вымпел золотой.

Ах, плаванья, моря, просторы,

Вечерний порт и острова!

Забудем пасмурные взоры

И надоевшие слова!

Мы снова путники! согласны?

Мы пробудились ото сна!

Как чудеса твои прекрасны,

Кудесница любви, весна!

1916

2

Еще нежней, еще прелестней

Пропел апрель: проснись, воскресни

От сонной, косной суеты!

Сегодня снова вспомнишь ты

Забытые зимою песни.

Гор_е_ сердц_а_! - гудят, как пчелы,

Колокола, и звон веселый

Звучит для всех: "Христос воскрес!"

- Воистину! - весенний лес

Вздохнет, а с ним поля и села.

Родник забил в душе смущенной,

И радостный, и обновленный,

Тебе, Господь, Твое отдам!

И, внове созданный Адам,

Смотрю я в солнце, умиленный.

1916

3

Такие дни - счастливейшие даты.

Последний холод, первое тепло.

Смотрю не через пыльное стекло:

Собаки лают, учатся солдаты.

Как хлопья закоптелой, бурой ваты,

Буграми снег, а с крыш давно стекло,

Но почему так празднично светло?

Или весны не видел никогда ты?

Весну я знаю и любил немало,

Немало прошумело вешних вод,

Но сердце сонное не понимало.

Теперь во мне проснулось все - и вот

Впервые кровь бежит по сети вен,

Впервые день весны благословен!

1916

4

Просохшая земля! Прижаться к ней,

Бессолнечную смену мертвых дней

Ясней позабывать и холодней!

О, твердая земля, родная мать!

Научишь мудро, просто понимать.

Отвыкнет бедная душа хромать.

Как сладок дух проснувшейся травы,

Как старые ручьи опять новы,

Какой покой с высокой синевы!

Раскиньтесь, руки, по земле крестом!

Подумать: в этом мире, в мире том

Спасемся мы Воскреснувшим Христом!

Кто грудь земли слезами оросил,

Кто мать свою о помощи просил,

Исполнится неистощимых сил.

1916

5

СОЛНЦЕ-БЫК

Как матадоры красным глаз щекочут,

Уж рощи кумачами замахали,

А солнце-бык на них глядеть не хочет:

Его глаза осенние устали.

Он медленно ползет на небо выше,

Рогами в пруд уставился он синий

И безразлично, как конек на крыше,

Глядит на белый и нежданный иней.

Теленком скоро, сосунком он будет,

На зимней, чуть зелененькой лужайке,

Пока к яренью снова не разбудит

Апрельская рука весны-хозяйки.

1916

6

L' ho perdu ta meschinella...

Le nozze di Figaro, Mozart. {*}

{* Я потеряла ее, несчастная... Свадьба Фигаро. Моцарт. (ит.). - Ред.}

В такую ночь, как паутина,

Всю синь небесного павлина

Заткали звездные пути.

На башне полночь без пяти,

И спит росистая долина.

Курится круглая куртина.

Как сладко цепь любви нести,

Как сладко сеть любви плести

В такую ночь!

Чуть-чуть приподнята гардина,

Звенит в беседке мандолина...

О песни вздох, лети, лети!

Тебе булавки не найти,

О маленькая Барберина,

В такую ночь!

1916

7

ЛЕТНИЙ САД

Н. А. Юдину

Пропало славы обветшалой

Воспоминанье навсегда.

Скользнут в веках звездою шалой

И наши годы, господа.

Где бабушкиных роб шуршанье,

Где мелкий дребезг нежных шпор

И на глазах у всех свиданье,

Другим невнятный разговор?

Простой и медленной прогулкой

В саду уж не проходит царь,

Не гонит крепость пушкой гулкой

Всех франтов к устрицам, как встарь.

Лишь у Крылова дремлют бонны,

Ребячий вьется к небу крик,

Да липы так же благовонны,

И дуб по-прежнему велик.

Демократической толпою

Нарушен статуй странный сон,

Но небо светится весною,

А теплый ветер - тот же он!

Ты Сам устроил так, о Боже,

Что сердце (так слабо оно)

Под пиджаками бьется то же,

Что под камзолами давно.

И, весь проспект большой аллеи

Вымеривая в сотый раз,

Вдруг остановишься, краснея,

При выстреле прохожих глаз.

Но кто же знает точный час

Для вас, Амура-чародея

Всегда нежданные затеи?

1916

8

К ДЕБЮССИ

Какая новая любовь и нежность

Принесена с серебряных высот!

Лазурная, святая безмятежность,

Небесных пчел медвяный, легкий сот!

Фонтан Верлена, лунная поляна

И злость жертвенных открытых роз,

А в нежных, прерывающихся piano

Звенит полет классических стрекоз.

Пусть говорит нам о сиамских девах,


Еще от автора Михаил Алексеевич Кузмин
Крылья

Повесть "Крылья" стала для поэта, прозаика и переводчика Михаила Кузмина дебютом, сразу же обрела скандальную известность и до сих пор является едва ли не единственным классическим текстом русской литературы на тему гомосексуальной любви."Крылья" — "чудесные", по мнению поэта Александра Блока, некоторые сочли "отвратительной", "тошнотворной" и "патологической порнографией". За последнее десятилетие "Крылья" издаются всего лишь в третий раз. Первые издания разошлись мгновенно.


Нездешние вечера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дневник 1905-1907

Дневник Михаила Алексеевича Кузмина принадлежит к числу тех явлений в истории русской культуры, о которых долгое время складывались легенды и о которых даже сейчас мы знаем далеко не всё. Многие современники автора слышали чтение разных фрагментов и восхищались услышанным (но бывало, что и негодовали). После того как дневник был куплен Гослитмузеем, на долгие годы он оказался практически выведен из обращения, хотя формально никогда не находился в архивном «спецхране», и немногие допущенные к чтению исследователи почти никогда не могли представить себе текст во всей его целостности.Первая полная публикация сохранившегося в РГАЛИ текста позволяет не только проникнуть в смысловую структуру произведений писателя, выявить круг его художественных и частных интересов, но и в известной степени дополняет наши представления об облике эпохи.


Путешествие сэра Джона Фирфакса по Турции и другим замечательным странам

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».«Путешествия сэра Джона Фирфакса» – как и более раннее произведение «Приключения Эме Лебефа» – написаны в традициях европейского «плутовского романа». Критика всегда отмечала фабульность, антипсихологизм и «двумерность» персонажей его прозаических произведений, и к названным романам это относится более всего.


Письмо в Пекин

Критическая проза М. Кузмина еще нуждается во внимательном рассмотрении и комментировании, включающем соотнесенность с контекстом всего творчества Кузмина и контекстом литературной жизни 1910 – 1920-х гг. В статьях еще более отчетливо, чем в поэзии, отразилось решительное намерение Кузмина стоять в стороне от литературных споров, не отдавая никакой дани групповым пристрастиям. Выдаваемый им за своего рода направление «эмоционализм» сам по себе является вызовом как по отношению к «большому стилю» символистов, так и к «формальному подходу».


Анатоль Франс

Критическая проза М. Кузмина еще нуждается во внимательном рассмотрении и комментировании, включающем соотнесенность с контекстом всего творчества Кузмина и контекстом литературной жизни 1910 – 1920-х гг. В статьях еще более отчетливо, чем в поэзии, отразилось решительное намерение Кузмина стоять в стороне от литературных споров, не отдавая никакой дани групповым пристрастиям. Выдаваемый им за своего рода направление «эмоционализм» сам по себе является вызовом как по отношению к «большому стилю» символистов, так и к «формальному подходу».