Вожаки - [34]

Да брось, откуда? — мы его обнимать, утешаем — вот те крест, больше не услышишь, и, между прочим, зря заводишься — прозвище как прозвище, ты-то запросто зовешь Оратором заику Риверу, а Хромыгой этого, Родригеса Вироло, который ногу волочит. И нашего Переса, у которого рот на сторону, кто ему придумал — Зеворот? А разве ты не говоришь ему — Большой, а ему — Чижик. Зря заводишься, лучше играй — твоя подача.

Постепенно он смирился со своим прозвищем и в шестом классе уже не ревел, не лез на стенку, даже виду не показывал, а иногда и в шутку — нет уж, не Фитюлик, а целый Фитиль, ха-ха-ха! А прошло года два — совсем привык к тому, что его называют Фитюля, и, когда вдруг слышал — Куэльяр, настораживался, смотрел недоуменно, словно силился понять, нет ли тут какого подвоха… Даже при знакомстве с новыми ребятами говорил — очень приятно, Фитюль Куэльяр.

Девочкам, само собой, так не представлялся, только — ребятам. А в ту пору мы уже стали интересоваться девочками. В классе пошли всякие разговоры, шуточки, знаешь, вчера я засек нашего Лало со своей телкой — больше на переменках, — они под ручку гуляли по набережной, и он ее чмок прямо в губы, — и после звонка — прямо в губы? А то нет, они там целовались, не расцепишь. Незаметно все разговоры — только об этом: у Кике Рохаса девчонка старше его, блондиночка, глазищи синие, в воскресенье Маньуко видел, как они вдвоем шли на дневной сеанс в „Рикардо Пальма“, а после кино, вы бы посмотрели — вся растрепанная, ясно, чем занимались, — время даром не теряли. На другой день Большой засек венесуэльца из пятого класса, ну этого, губастого (Сосулю), и не где-нибудь, а в машине с какой-то размалеванной куклой, факт, что у них любовь на полном ходу, а у тебя, Лалик, как с любовью? А у тебя, Фитюля, ха-ха-ха! Нашему Маньуко нравится сестра Парико Саенса, а Большой стал недавно платить за мороженое и — хлоп! — уронил портфель, а из портфеля выскочила фотография девчонки, которая на празднике была Красной Шапочкой, ха-ха. Лало, не придуривайся, мы-то знаем, что ты втрескался в эту выдру, Сандру Рохас. А ты, Фитюль, влюбился в кого-нибудь или нет? И он, вспыхнув, — нет, пока обошлось, или, бледнея, — и в мыслях нет, ха-ха, а ты, а ты…

Если выйти из колледжа ровно в пять и бежать что есть духу по проспекту Прадо, можно поспеть к концу уроков к лицею „Ла Репарасьон“. Мы останавливались на углу — смотрите, вон их автобусы, сзади сидят девчонки из третьего „А“, а в том окне, ух ты! гляньте, сестра Канепы, сделай ей ручкой, чао, чао, ха, улыбнулась, улыбнулась, птичка, а та малявка машет — до свидания, до свидания, дурында, не тебе машут, а вон та, а вон эта…

Иногда мы приносили записочки и бросали их, как бумажных голубей. „Ты очень красивая, мне нравятся твои косы, тебе очень идет форма, твой друг Лало“. Осторожно, старик, нас засекла монахиня, чего доброго, им влетит. Как тебя зовут? Меня — Маньуко, может, сходим в воскресенье в кино, пусть она завтра даст ответ в такой же записочке или кивнет из автобуса, что — да. А тебе, Куэльяр, нравится кто-нибудь? Ага, вот та, что сидит сзади. Очкастая? Нет, нет, рядом. Возьми и напиши ей. И он — ну что писать? Да хоть что. Ладно, напишу — „Хочешь со мной дружить?“ Ой нет, лучше по-другому — „Я хочу с тобой дружить и шлю тебе поцелуй“. Так, старик, уже лучше, но маловато, тут надо закрутить этакое. Пожалуйста — ха, ха, ха. „Я тебя целую нежно и питаю все надежды“, ха-ха, молоток! Теперь ставь свою фамилию и нарисуй что-нибудь… А что? Да что угодно, хоть бычка, хоть этот… крантик с бантиком.

И вот так, высматривая девочек в микроавтобусах лицея „Ла Репарасьон“, бегая за ними вдогонку, они проводили время после уроков, а иногда мчались на авениду Арекипа посмотреть на девочек в белой форме из „Вилья Мария“. Вы что, после Первого причастия? А порой вскакивали в экспресс и сходили на остановке „Церковь Святого Исидора“, чтобы познакомиться с девочками из колледжа „Святой Урсулы“ или „Сердца Христова“. Футбол уже не занимал в их жизни такого места, как прежде.

Когда стали приглашать девочек на день рождения, нам будто без разницы, торчали в саду, прикидывались, что играем в салки, в ручеек, в вышибалу, а самим — только бы не пропустить, что там в гостиной, где девочек развлекали ребята постарше, — ух ты! танцуют! вот бы нам бы!

В один прекрасный день мы тоже решили учиться танцевать и все воскресенья, все субботы танцевали друг с дружкой. Соберемся у Лало? давайте к нам — у нас просторнее, а Большой — у нас новые пластинки, и Маньуко зато у меня сестра, она нас поучит, но Куэльяр — нет, к нему, старики уже в курсе, тут на днях прихожу домой и на столе проигрыватель, это тебе, сердечко, подарок от мамы, мне одному? да, родной, разве плохо? Поставь проигрыватель к себе в комнату, ну и приглашай друзей, когда захочешь, пора научиться танцевать, сходи, сердечко, в „Мелодии века“, купи пластинок. Мы, конечно, всей компанией двинулись в магазин и накупили целую гору пластинок — мамбо, вальсы, уарачи, болеро, а счет велели отослать его старику — улица Маршала Кастильи, два восемь пять, сеньору Куэльяру, и все дела!