Вожаки - [33]

С тобой теперь все нянчатся, говорили мы, ты ни бум-бум про дроби, а пожалуйста — шестнадцать.[47] Он прислуживал на мессе — Куэльяр, читай Катехизис — нес штандарт в процессии — Куэльяр, сотри, дружок, с доски, — пел в хоре — раздай, дорогой, тетради — и по первым пятницам, не причастившись, запросто приходил на завтрак. Ну, знаешь, говорил Большой, у тебя теперь райская жизнь, жаль, Иуда нас не покусал, а он — да это все ерунда и носятся с ним только из-за старика, его тут боятся. Мерзавцы, что сотворили с моим сыном, я ваши колледжи все позакрываю и всех до единого упеку в тюрьму, они еще не знают, что их ждет! Он чуть не прикончил самого директора, не то что Иуду, гада. Ему все кругом успокойтесь, сеньор, успокойтесь, а он директора — хвать прямо за шиворот! Так и было, клянусь, говорил Куэльяр, я подслушал еще в больнице, когда отец с матерью шептались. Поэтому и носятся с ним в школе, и ежу ясно.

И Лало — неужели за шиворот, во дает! А Чижик — может, и правда, ведь дог исчез… Наверное, продали, или удрал? или кому-то подарили? а Куэльяр нет и нет: Иуду наверняка убил отец, он слов на ветер не бросает. Вот, значит, почему однажды утром опустела клетка, а через неделю вместо Иуды появились четыре беленьких кролика. Отнеси им салату, Куэльяр, возьми еще десять морковин — так и юлили перед ним, — смени им воду — а он и рад.

Не только учителя, но и родители танцуют вокруг него. Куэльяр каждый день ходил с нами на „Террасы“ играть в футбол. Твой старик теперь не против? Нет, наоборот, даже интересуется — кто выиграл? Моя команда, — а ты сколько голов забил? Три, — молодец, сынок! На днях порвал дорогую рубашку и сразу матери — нечаянно, не сердись, а она — Бог с ней, с рубашкой, не беда, сердечко мое, служанка зашьет, и поносишь дома, лучше поцелуй меня, сыночек, а потом мы пробирались на галерку в „Эксельсиор“, или в „Рикардо Пальма“, или в „Леуро“, чтобы посмотреть новый ковбойский фильм, или что-нибудь „Только для взрослых“, или комедию с Кантинфласом, с Тин Таном.[48]

Куэльяру давали все больше и больше денег на мелкие расходы — они мне ни в чем не отказывают, что захочу — покупают сразу, я, можно сказать, в их карман как в свой, они прямо молятся на меня, не знают, что и придумать. Ему первому из нас купили коньки, велосипед, мотороллер. Куэльяр, вот бы твой старик подарил нам кубок для чемпионата, пусть свезет нас в бассейн на водные соревнования, пусть заедет за нами после кино, и его старик пожалуйста, — возил их на своем автомобиле и туда и сюда, лишь бы сыну удовольствие.

Вот тогда-то (не прошло и месяца после больницы) стали называть его Фитюлька.[49] Прозвище родилось в классе, — наверное, этот пройда Гумусио придумал? точно, кому же еще! Куэльяр поначалу плакал — брат Агустин, они меня дразнят, — кто? что говорят? что-то обидное, даже сказать стыдно заикается, всхлипывает, слезы в три ручья, а на переменках ребята из других классов — как дела, Фитюлька? что нового, Фитюлик? Он с плачем к брату Агустину, к брату Леонсио, к брату Лусио, к учителю Каньону Паредесу: вот тот, вот этот…

Куэльяр жаловался, приходил в ярость: ты что сказал? повтори! Лицо белое, бледное от злости, руки дрожат, голос рвется. Повтори! Подумаешь, испугал, ну и повторю — Фитюлька. Бедняга зажмурится и сразу слышит отцовский голос: главное, не бойся, бей по морде, — кидается на обидчика с кулаками, — зажми ему ногу, порядок, — молотит, колошматит, раз по морде, раз под ребро, раз в ухо, раз туда, раз сюда, — вали его на землю, и все дела, — лезет драться везде и всюду: на футбольном поле, на уроках, даже в церкви — теперь не тронут, подумают!

Чем больше горячился, тем настырнее приставали, и однажды вышел настоящий скандал: явился его папаша и давай метать громы и молнии в дирекции — над его сыном просто издеваются, он такого не позволит, пусть вспомнят, что они, как-никак, мужчины, пусть накажут этих дурней, не то он сам за них возьмется и тогда все заткнутся, какая наглость! — бац по столу безобразие! — бац, бац по столу!

Но прозвище прилепилось, как почтовая марка к конверту. Оно попало на улицу и покатилось по Мирафлоресу, несмотря на все усилия братьев — будьте людьми, имейте хоть каплю совести, — несмотря на строгие наказания, на уговоры директора, — где у вас сердце? — несмотря на слезы, тумаки, брань Куэльяра. Он, бедняга, так и не смог избавиться от прозвища до самого конца.

Фитюлька, пасуй мне, чего зажимаешь; Фитюлик, что получил по алгебре? Давай махнемся, Фитюль: мой кекс, твой пирожок! не забудь, шустрик, что завтра едем в Чосику, там искупаемся! Братья дадут перчатки, и он сможет отделать этого черта, Гумисио, а сапоги у тебя есть, Фитя? Они в горы собрались, а на обратном пути успеют завернуть в кафе… ну как, годится, Куэльяр?

Они сами поначалу старались, чтоб не сорвалось с языка, а потом — раз выскочило, другой, и пошло-поехало. Мы ему — ладно тебе, Куэльяр, ведь нечаянно, старик, ну хватит, чудик, само вылетело, а-а — е-мое! — снова Фитюлька… Он побелеет — что, что? Зальется краской — ты, значит, тоже, Чижик? Глаза вылупит, уставится, не моргая, — Куэльяр, прости, я ведь без всякого, просто так, а он — выходит, друзья — туда же? Да кончай, старик, не злись, наслушаешься кругом и не заметишь, как… И ты, Большой? А тот — ну и что, соскочило с языка, велико дело! И ты, Маньуко, тоже? Выходит, отвернешься, и они — Фитюлька?