Воздушный снайпер - [22]
- О чем задумались, лейтенант? - спросил встретившийся капитан Ильин.
- Да так, о разном, - Голубев не любил посвящать товарищей в дела семейные.
- А все-таки? - настаивал капитан.
Поняв, что отшутиться не удастся, да и скрывать причину грусти вроде бы ни к чему, Василий признался:
- Размышляю, как бы разыскать жену. Если не уехала и жива, то где-то в городе.
- Что ж тут голову ломать. Пока не летаем, идите в штаб за увольнительной, в столовую - за продуктами и отправляйтесь.
- Спасибо, товарищ капитан! - выпалил повеселевшим голосом летчик, еще не до конца поверив в возможность предстоящей встречи с Сашей.
- Отправляйтесь, не теряйте времени, - подтвердил капитан. - Полетов пока не будет. Видите, какая погода?
Оформил документы и получил паек Голубев быстро. И вот уже шагает по Ленинграду. Вид хорошо знакомого города сразу поразил: улицы засыпаны снегом, застыли в сугробах троллейбусы и трамваи, не работают магазины. Только много узких пешеходных тропинок петляет на многолюдных прежде, ныне пустынных широких проспектах. По ним медленно и с трудом передвигаются редкие прохожие. Кругом - разрушения. В стенах обгоревших, закопченных зданий - огромные дыры от снарядов.
Летчик обратил внимание, что бреши в фасадах больших домов заделаны фанерой. На ней художники дорисовывают уничтоженные детали дома: карнизы, окна, трубы. Такие здания тоже воевали: издали они казались невредимыми и путали все карты фашистским наблюдателям-корректировщикам.
Школу, где жила раньше Саша, Василий разыскал без труда. Входная дверь была не заперта, и, шагнув через порог, лейтенант оказался в полутемном коридоре. Вошел в ближайшую комнату. Сквозь тусклый свет коптилки различил людей в зимней одежде, сидящих вокруг железной печки. Ворвавшийся морозный воздух качнул маленькое пламя, и на стенах запрыгали длинные тени. Стол, четыре кровати и стулья - вся обстановка просторной комнаты. В двух окнах вместо стекол вставлена фанера.
- Здравствуйте, - негромко произнес Голубев. Сердце забилось учащенно. Люди медленно, будто нехотя, повернулись к двери. Он узнавал и не узнавал жену. Она смотрела на него ничего не выражавшими глазами. Потом с трудом поднялась, приблизилась к нему и потрогала за рукав.
- Ты пришел, Вася, - тихо отозвалась Саша и замолчала.
Он обнял ее хрупкие плечи и, целуя в щеки, все удивлялся: "До какой степени может человек исхудать!"
- Есть хотите? - спросил лейтенант, обращаясь к женщинам, но, спохватившись, ругнул себя за неуместность заданного вопроса.
- А разве бывает, что не хочется есть? - произнесла жена, высвобождаясь из объятий и оглядываясь на подруг.
Василий еще раз мысленно чертыхнулся и уже деловито сказал:
- Да-да, конечно. Одну минутку...
Он достал из маленького чемодана полбуханки хлеба, банку сгущенного молока, сахар, какие-то другие продукты, выложил на стол.
- Это же целое богатство! - сразу преобразилась Саша. - Девочки, несите кипяток, будем чай пить.
С тех пор, как их поселили сюда, четыре женщины сдружились. Беженки из оккупированных врагом пригородов Ленинграда, они теперь были бойцами отряда местной противовоздушной обороны. Делились скудным пайком: так все-таки легче переносить голод.
Василий снял реглан. Желтые лучи коптилки упали на прикрепленный к темно-синему кителю новенький орден Красного Знамени. Увидев его, жена еще больше оживилась:
- У тебя награда? Она идет тебе.
- Поздравляем, поздравляем, - хором отозвались другие женщины.
Василий открыл ножом банку сгущенки. Саша нарезала кусочками хлеб. Потом разлила в алюминиевые кружки понемногу молока. Как они ели хлеб! Тонкими пальцами предельно осторожно подносили кусочки к дрожащим губам, непременно подставив вторую ладонь снизу, чтобы ни одна крошка не упала. Затем медленно и очень-очень долго жевали, отчего натягивалась и, казалось Голубеву, вот-вот могла лопнуть похожая на выцветший пергамент кожа впалых щек. Лишь тщательно пережевав и проглотив крохотную порцию, запивали ее мелкими редкими глотками.
- Давайте съедим только часть, - предложила старшая женщина, - остальное - утром, перед дежурством.
Возражений не было. Убрав со стола, женщины стали укладываться спать. За ним остались только Голубевы. На лице Саши появился слабый румянец.
Где-то далеко заухали взрывы.
- Похоже, Петроградку снова обстреливают, - сказала одна из жительниц комнаты.
- Значит, можем спать спокойно, - отозвалась другая и отвернулась к стене.
- Ты надолго? - произнесла вполголоса Саша.
- До утра.
- А потом куда?
- В свою часть.
- Ты должен писать мне чаще и обо всем, - просила жена.
- Я и так пишу обо всем. Только вот письма к тебе не все доходят. Война идет, дорогая.
По минутному молчанию догадался: с его доводами жена согласилась.
- Как питаешься? - спросил Василий.
- Сам видишь, - ответила Саша и, помолчав, добавила: - В конце ноября пятый раз урезали норму выдачи хлеба. Получаем его сто двадцать пять граммов в сутки. Больше - ничего. Зато обстрелами все сыты по горло. Знаешь, что люди говорят: "Глотаем осьмушку хлеба с огнем и кровью пополам".
Не знала тогда жена летчика, что и эта осьмушка выпекалась не из чистой муки. Чтобы хоть как-то растянуть сроки расхода ее донельзя скудных запасов, добавляли всякие примеси - из соевых отрубей, казеина и даже целлюлозы. Затем пошли в ход и мучная сметка с пылью, и кукурузная вытряска из мешков. Словом, все, что было относительно съедобным.
Аннотация издательства: Во время ночного налета на вражеский аэродром самолет Игната Федоровича Сацука был подбит, летчик смертельно ранен. Однако он делает еще один, четвертый по счету заход, штурман успевает точно сбросить оставшуюся под крылом бомбу. Тяжел был обратный путь. И все же Сацук огромным напряжением воли сумел дотянуть до своего аэродрома и приземлить машину. Он спас и самолет, и экипаж, хотя сам вскоре после посадки умер. Это лишь один эпизод из воспоминаний полковника А. Ф. Калиниченко. Правдиво и ярко рассказывает он о мужестве и боевом мастерстве экипажей полка морской авиации, которым командовал дважды Герой Советского Союза полковник В.
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.