Воздушные бойцы - [2]

Эти новые ощущения может дать только скорость и пространство. Ну и, конечно, полное овладение техникой. Расстояния мы мерили уже не земными мерами. Мир перестал казаться необъятным. Пространство стало доступным. Оно было населено народами, говорящими на разных языках, и до этих народов, до разных стран, которые издревле у нас назывались «заморскими» или «тридевятым царством», было рукой подать. В полете рождалось не иллюзорное, а вполне реальное чувство доступности любой точки земной поверхности. Это чувство трудно объяснить тому, кто сам не летал. Крылья и мотор изменили реальность. И может быть, подсознательно мы готовились к всепланетному контакту с таким же любопытством, с такой же серьезностью и верой в его осуществимость, с какой сегодня астрономы и астрофизики разных стран обсуждают на своих симпозиумах возможные способы инопланетных связей. Во всяком случае, летная работа дала нам не только новые ощущения, навыки и знания, но и, конечно, определенным образом сформировала [6] наше мышление. Английский язык был основным международным языком, может быть, поэтому мы и выбрали его. Показательна сама потребность изучать язык, которая вдруг одолела нас, военных летчиков.

Помимо увлечения английским языком многие из нас серьезно готовились в академии, с увлечением ходили на эстрадные концерты Леонида Утесова и Эдди Рознера, много и с упоением читали. Нас многое интересовало, но все это шло через основную нашу профессию, через летное дело, и потому, при всем разнообразии склонностей и характеров, предвоенное поколение летчиков в массе своей было подготовлено неплохо.

Теплыми летними утрами в пункте сбора я с нетерпением ожидал автомашину, которая возила меня и моих товарищей на аэродром, и с жадностью впитывал буйство красок и запахов. Удивлялся тому, что здесь, на Украине, аромат источает каждый цветок, даже самый невзрачный на вид. Цветов разных я навидался на Дальнем Востоке. Там они поражали величиной, восковой неподвижностью и полным отсутствием запахов. На Украине же я служил всего несколько месяцев. Мне было хорошо в этих краях. Нравились благодатная земля и высокое теплое небо. С наступлением тепла мы выходили на лагерное размещение, жили в палатках в районе полевых аэродромов. Много летали.

В начале января сорок первого года перед командованием авиационных частей возникла очень сложная задача, связанная с выполнением приказа Народного комиссариата обороны о переводе личного состава Военно-воздушных сил на казарменное положение. Этим приказом летчики и техники — все, кто прослужил в РККА менее четырех лет, по существу приравнивались к срочнослужащим. Возникли проблемы, с которыми мы ранее не сталкивались.

Большинство летчиков и техников, прослуживших уже по два-три года, были женаты, имели детей — словом, жили нормальной семейной жизнью. И тут потребовалось отрывать их от семей, переводить в казармы. К этому люди не были готовы. Многие жены забирали детей и уезжали к родителям. Летчики и техники тяжело переживали столь резкую смену привычного образа жизни. Настроение было нерабочим. Добавились новые хозяйственные заботы. Казармы переоборудовались под своеобразные общежития. На эту перестройку были выделены немалые суммы. Закупалась дорогостоящая мебель, отличного качества постельное белье, [7] появлялись ковровые дорожки и тяжелые — не то плюшевые, не то бархатные — шторы. Ничего подобного в казармах никогда не было. Все это, очевидно, должно было создавать внутри казармы жилой уют, но сам факт — казарма оставалась казармой — давил на сознание личного состава куда сильней. Эту подавленность никакими разъяснениями, а тем более шторами и ковровыми дорожками невозможно было ослабить. Мне, как помощнику командира эскадрильи, необходимо было вести разъяснительную работу, но в то время я сам многого не понимал, и вся разъяснительная работа по существу сводилась к двум фразам: «Вы — люди военные. Приказ есть приказ, и его необходимо выполнять».

Между тем положение мое было незавидным, так как среди переведенных на казарменное положение было немало моих друзей, которые уже летали со мной по два-три года, звание имели лейтенантское или соответствующее ему (у техсостава — воентехник 2 ранга), и вот их теперь на положении сержантов определяли в казарму. По вечерам у забора, которым была огорожена казарма, собирались жены и дети, и этот забор, который, как казалось, ни с того ни с сего разгородил семейную жизнь, все должны были понимать как некую необходимость, но понимать это было очень трудно. Ко всему прочему необходимо отметить, что подобную перестройку, затрагивающую большой контингент людей, никак невозможно провести в сжатые сроки. Летная работа была сокращена, и перестройка, по сути, заняла те немногие месяцы мирной жизни, которая еще оставалась до начала тяжелейшей войны.

В ту пору мы объясняли себе эти мероприятия необходимостью снизить аварийность и поднять уровень дисциплины, но мне, как и многим моим товарищам, казалось, что эта мера себя не оправдала. Гораздо позже, когда прошло некоторое время и появился исторический обзор, я стал понимать предвоенное прошлое не столь однозначно.