Войны Митридата - [136]

Но и противник не сидел сложа руки. Отправив всё золото и семьи в укреплённые крепости, расположенные в горах Тавра, пиратские вожаки объединили свои флоты и выступили против римлян. В решающей битве у города Коракесий[39] хозяева морей были разгромлены римлянами наголову и бежали в свои горные крепости, надеясь там отсидеться и переждать беду. Но не вышло. Легионы маршировали вглубь Киликии, осаждали и штурмовали разбойничьи гнёзда, и в итоге пираты не выдержали. Один за другим они стали сдавать Помпею свои укреплённые острова и укрепления. Этому в немалой степени способствовало то, что римский командующий отказался от жестоких репрессивных мер и вёл себя с пленными довольно гуманно (случай в римской истории редкий). К лету 67 г. до н. э. с пиратами было покончено. Результаты деятельности Помпея впечатляли: 20 000 морских разбойников было взято в плен, 10 000 перебито в боях, 400 кораблей захвачено, а десятки пиратских крепостей разорены дотла. Оказавшихся в его руках пиратов Помпей расселил в обезлюдивших местах вдали от моря. Полководец был уверен, что таким образом он достигает двух целей: земля будет обрабатываться, а большая группа людей вместо морского разбоя займется полезным делом.

Это был невиданный успех. Помпея в Риме народ был готов носить на руках, но был во всём этом ещё один подтекст, и на него чётко указал Аппиан: «Так как мне кажется, что совершенное Помпеем на море являлось преддверием его похода против Митридата». Вот оно что! Расправляясь с пиратством в Средиземноморье, сенаторы не могли не держать в уме войну с понтийским царём, поскольку проблема была не только в том, что морские разбойники являлись его союзниками. Дело в том, что в движение были приведены громадные силы и задействованы колоссальные ресурсы. Если ими и дальше правильно распорядиться, то можно будет достичь решающего успеха в борьбе с Митридатом.

В итоге всё сошлось в одной точке: неудачи Лукулла и блестящие успехи Помпея, недостаток средств для ведения войны с восточными царями и победоносная армия и флот, только что закончившие войну с пиратами и ожидающие дальнейшей команды. Поэтому народный трибун Гай Манилий Крисп внёс в народное собрание предложение о назначении Помпея наместником Вифинии и Киликии, а также о предоставлении ему командования в войне против Тиграна и Митридата, с сохранением за ним прежних полномочий. При активном содействии Цицерона закон о назначении Помпея приняли с поразительным единодушием. Но крайним в этой ситуации оказался Лукулл: «Этот закон лишал Лукулла славы и наград за совершенные им подвиги, и он получал преемника скорее для триумфа, чем для ведения войны» (Плутарх).

* * *

Все провинции и войска, которыми командовал Лукулл, переходили под начало Помпея, поскольку он был назначен командующим в войне на востоке. Фригия, Ликаония, Галатия, Каппадокия, Киликия, Верхняя Колхида и Армения вместе с лагерями и расквартированными там легионами теперь подчинялись Великому Помпею. Но помимо этого, за ним сохранялось командование военно-морскими силами республики. Так же было сделано одно немаловажное дополнение: «Будучи неограниченным начальником, мог воевать и заключать мир, где хочет, и кого хочет делать друзьями римского народа или считать врагами» (Аппиан). Это была огромная власть, которую в своих руках не сосредотачивал ни один человек в республике. Рим брался за дело так основательно, как никогда раньше. Сенаторам надоели поражения и неудачи в борьбе с понтийским царём, им надоела эта бесконечная война. По замыслу «отцов отечества», вся громада, которую они собрали и передали в руки Помпея, должна была обрушиться на Митридата и раздавить его.

Зато Лукуллу было обидно. Он понимал, что именно он, Луций Лициний Лукулл, вынес на своих плечах всю тяжесть борьбы с Митридатом, а плодами его побед будет пользоваться другой. Поэтому Луций Лициний, недолго думая, подал жалобу в сенат на своего недруга. Тогда было решено, что два полководца встретятся, чтобы при личном общении разрешить все разногласия. Первая встреча прошла относительно спокойно, поскольку оба римлянина расшаркались друг перед другом, и каждый поздравил своего оппонента с победами. Но затем начались взаимные упрёки, которые быстро переросли в ссору. Помпей обвинял Лукулла в алчности, а тот своего оппонента в чрезмерной жажде власти. В итоге встреча закончилась ничем. По свидетельству Плутарха, на прощание Луций Лициний бросил Великому очень серьёзный и обидный упрёк: «Помпей явился сюда сражаться с тенью войны, он привык-де, подобно стервятнику, набрасываться на убитых чужою рукой и разрывать в клочья останки войны. Так, Помпей приписал себе победы над Серторием, Лепидом и Спартаком, которые принадлежали, собственно, Крассу, Метеллу и Катулу. Поэтому неудивительно, что человек, который сумел присоединиться к триумфу над беглыми рабами, теперь всячески старается присвоить себе славу армянской и понтийской войны». Не в бровь, а в глаз, ведь как ни поверни, а большая доля правды в этих словах была. Именно поэтому Помпей воспринял их так болезненно.