Войны и кампании Фридриха Великого - [12]

Вообще, в отношении интеллектуальных интересов Фридрих был на порядок выше других европейских монархов, причем правивших как ранее, так и позднее его. Король Пруссии профессионально занимался философией, литературой, музыкой. Его перу принадлежит огромное количество специальных исследований и трактатов: «История моего времени», «Генеральные принципы ведения войны», «Антимакиавелли», «Критика „Системы природы (Гольбаха)“», «О немецкой литературе», «История Семилетней войны» и др. Политическая и личная переписка Фридриха занимает десятки томов. Король, как и его предки, проявлял большую веротерпимость и даже приближался к атеизму.

В 1736 году он вступил в переписку с Вольтером, которая продолжалась всю его жизнь (великом) французскому философу весьма льстило такое внимание к его персоне со стороны европейского монарха, тем более что оно разительно отличалось от восприятия его трудов Бурбонами). С 1750 по 1753 год Вольтер жил в Потсдаме в качестве личного гостя короля. Не чужды Фридриху были и занятия архитектурой: в 1745–1747 годах по его рисунку архитектор Георг Кнобельсдорф построил в Потсдаме дворец Сан-Суси (Sans-Soussi — «Беззаботный»), который стал излюбленной резиденцией короля. Фридрих виртуозно играл на флейте и сочинил множество музыкальных произведений самых разнообразных жанров. Все — и современники, и потомки — считали его самым ярким представителем «просвещенного абсолютизма».

Однако самой большой любовью Фридриха, в полной мере унаследованной им от его суровых предков, была армия. Это в конце концов понял и его отец: отношения между ним и сыном к моменту последней болезни Фридриха Вильгельма I значительно улучшились. Напутствуя своих придворных, умирающий король так сказал им: «…я оставляю после себя своего сына, который имеет все способности к тому, чтобы хорошо править; он мне обещал, что сохранит армию. Я знаю, что он любит войска и храбр, я знаю, что он сдержит свое слово, он обладает разумом, и все будет идти хорошо».

Фридрих Вильгельм не ошибался: все вышеперечисленные увлечения его сына и наследника странным образом переплетались с самым радикальным милитаризмом. Еще в свою бытность кронпринцем, Фридрих написал фундаментальный труд «Антимакиавелли», в котором изложил свои взгляды на различные виды войн. В частности, особое внимание он уделил всестороннему оправданию превентивных захватнических войн. Он полагал, что если монарх видит приближение военной грозы и возвещающие о ней молнии, но не может предотвратить ее в одиночку, если он достаточно умен, то «объединится со всеми, интересы которых оказались в столь же угрожающем положении… Таким образом, будет лучше, если князь (если он еще располагает возможностью выбирать между оливковой ветвью и лавровым венком) решится предпринять наступательную войну, чем если бы он дождался того безнадежного времени, когда объявление войны может отсрочить лишь на несколько минут его рабство и его гибель. Лучше опередить самому, чем позволить опередить себя…».

Тогда эти слова молодого кронпринца не привлекли к себе особого внимания. Между тем, унаследовав в 1740 году отцовский престол, Фридрих прежде всего развернул деятельность по дальнейшему усилению прусской армии, хотя не забывал и о таких вещах, как создание департамента торговли и мануфактуры, а также приглашение на работу в страну художников и скульпторов со всей Европы. Вся противоречивая натура короля в полной мере проявилась в его письмах Вольтеру. Так, вскоре после воцарения Фридрих написал своему французскому «наставнику», что «увеличил силу государства на 16 батальонов, 5 эскадронов гусар и заложил основу для нашей новой академии… Наибольшие хлопоты я имею от закладки новых складов во всех провинциях, которые должны быть столь значительны, чтобы содержать для всей страны зерно на полтора года вперед». Таким образом, даже в письмах Вольтеру рассказ о просветительских и реформаторских деяниях тесно переплетается с рассказом о чисто военных приготовлениях.

Осуществляя политику «просвещенного абсолютизма», Фридрих II истолковывал буржуазные государственно-правовые теории в сугубо феодальном духе и использовал их для идеологического обоснования своего господства. Проводимые им реформы почти исключительно ограничивались сферами юстиции и культуры. Так как почти все государственные средства уходили на содержание армии и ведение начавшихся вскоре бесконечных войн, на образование в Пруссии денег не хватало всегда.

В королевском школьном регламенте 1763 года, как бы оправдывавшем «чрезвычайный упадок» школьного дела в стране, указывалось на то, что «из-за неопытности большинства церковных служителей и учителей молодые люди в деревнях растут в невежестве и глупости». Сам король, по его собственному признанию, говорил по-немецки, «как кучер». Поклонник французской философии и литературы, он вообще относился с пренебрежением к немецкой культуре (особенно это касалось литературы). Фридрих так и не понял значения для страны Канта и Гете.

Что же касается конфессиональной терпимости короля, то она во многом объяснялась очень просто: стремлением максимально увеличить если не территорию, то хотя бы население страны с фискальными целями, в интересах ее промышленного развития и расширения возможностей набора все новых и новых рекрутов.