Войнаровский - [3]

Такова была жизнь Войнаровского, и нрав его виден в делах. Он был отважен, ибо Мазепа не вверил бы ему многочисленного отряда людей независимых, у коих одни личные достоинства могли скреплять власть; красноречив, что доказывают поручения от Карла XII и Мазепы; решителен и неуклончив, как это видно из размолвки его с Меншиковым; наконец, ловок и обходителен, ибо тщеславие не нарекло бы его в Вене графом {В Вене называли его графом. (Прим. Рылеева.)}, если бы любезный дикарь сей не имел тонкости светской; одним словом, Войнаровский принадлежал к числу тех немногих людей; которых Великий Петр почтил именем опасных врагов. Без сомнения, Войнаровский, одаренный сильным характером, которому случай дал развернуться в такую славную эпоху, принадлежит к числу любопытнейших лиц прошлого века - лиц, равно присвоенных истории и поэзии, ибо превратность судьбы его предупредила все вымыслы романтика.

А. Бестужев ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

В стране метелей и снегов,

На берегу широкой Лены,

Чернеет длинный ряд домов

И юрт {1*} бревенчатые стены.

Кругом сосновый частокол

Поднялся из снегов глубоких,

И с гордостью на дикий дол

Глядят верхи церквей высоких;

Вдали шумит дремучий бор,

Белеют снежные равнины,

И тянутся кремнистых гор

Разнообразные вершины…

{* Цифры в поэме отсылают к примечаниям, приложенным Рылеевым к первой части поэмы (см. стр. 145. - Ред.)}

Всегда сурова и дика

Сих стран угрюмая природа;

Ревет сердитая река,

Бушует часто непогода,

И часто мрачны облака…

Никто страны сей безотрадной,

Обширной узников тюрьмы,

Не посетит, боясь зимы

И продолжительной и хладной.

Однообразно дни ведет

Якутска житель одичалый;

Лишь раз иль дважды в круглый год,

С толпой преступников усталой,

Дружина воинов придет;

Иль за якутскими мехами,

Из ближних и далеких стран,

Приходит с русскими купцами

В забытый город караван.

На миг в то время оживится

Якутск унылый и глухой;

Все зашумит, засуетится,

Народы разные толпой:

Якут и юкагир пустынный,

Неся богатый свой ясак {2},

Лесной тунгуз и с пикой длинной

Сибирский строевой козак.

Тогда зима на миг единый

От мест угрюмых отлетит,

Безмолвный лес заговорит,

И чрез зеленые долины

По камням Лена зашумит.

Так посещает в подземелье

Почти убитого тоской

Страдальца-узника порой

Души минутное веселье

Так в душу мрачную влетит

Подчас спокойствие ошибкой

И принужденною улыбкой

Чело злодея прояснит…

Но кто украдкою из дому

В тумане раннею порой

Идет по берегу крутому

С винтовкой длинной за спиной;

В полукафтанье, в шапке черной

И перетянут кушаком,

Как стран Днепра козак проворный

В своем наряде боевом?

Взор беспокойный и угрюмый,

В чертах суровость и тоска,

И на челе его слегка

Тревожные рисует думы

Судьбы враждующей рука.

Вот к западу простер он руки;

В глазах вдруг пламень засверкал,

И с видом нестерпимой муки,

В волненье сильном он сказал:

"О край родной! Поля родные!

Мне вас уж боле не видать;

Вас, гробы праотцев святые,

Изгнаннику не обнимать.

Горит напрасно пламень пылкий,

Я не могу полезным быть:

Средь дальней и позорной ссылки

Мне суждено в тоске изныть.

О край родной! Поля родные!

Мне вас уж боле не видать;

Вас, гробы праотцев святые,

Изгнаннику не обнимать".

Сказал; пошел по косогору;

Едва приметною тропой

Поворотил к сырому бору

И вот исчез в глуши лесной.

Кто ссыльный сей, никто не знает;

Давно в страну изгнанья он,

Молва народная вещает,

В кибитке крытой привезен.

Улыбки не видать приветной

На незнакомце никогда,

И поседели уж приметно

Его и ус и борода.

Он не варнак; смотри: не видно

Печати роковой на нем,

Для человечества постыдной,

В чело вклейменной палачом.

Но вид его суровей вдвое,

Чем дикий вид чела с клеймом;

Покоен он - но так в покое

Байкал {4} пред бурей мрачным днем,

Как в час глухой и мрачной ночи,

Когда за тучей месяц спит,

Могильный огонек горит, -

Так незнакомца блещут очи.

Всегда дичится и молчит,

Один, как отчужденный, бродит,

Ни с кем знакомства не заводит,

На всех сурово он глядит…

В стране той хладной и дубравной

В то время жил наш Миллер {5} славный:

В укромном домике, в тиши,

Работал для веков в глуши,

С судьбой боролся своенравной

И жажду утолял души.

Из родины своей далекой

В сей край пустынный завлечен

К познаньям страстию высокой,

Здесь наблюдал природу он.

В часы суровой непогоды

Любил рассказы стариков

Про Ермака и Козаков,

Про их отважные походы

По царству хлада и снегов.

Как часто, вышедши из дому,

Бродил по целым он часам

По океану снеговому

Или по дебрям и горам.

Следил, как солнце, яркий пламень

Разлив по тверди голубой,

На миг за Кангалацкий камень

Уходит летнею порой.

Все для пришельца было ново:

Природы дикой красота,

Климат жестокий и суровый

И диких нравов простота.

Однажды он в мороз трескучий,

Оленя гнав с сибирским псом,

Вбежал на лыжах в лес дремучий-

И мрак и тишина кругом!

Повсюду сосны вековые

Иль кедры в инее седом;

Сплелися ветви их густые

Непроницаемым шатром.

Не видно из лесу дороги…

Чрез хворост, кочки и снега

Олень несется быстроногий,

Закинув на спину рога,

Вдали меж; соснами мелькает.

Летит!.. Вдруг выстрел!.. Быстрый бег

Олень внезапно прерывает…

Вот зашатался - и на снег

Окровавленный упадает.

Смущенный Миллер робкий взор

Туда, где пал олень, бросает,

Сквозь чащу, ветви, дичь и бор,

И зрит: к оленю подбегает