Война за проливы. Призыв к походу - [79]

— Погодите, Николай, — воскликнул я, — вы сказали «в вашем прошлом», я не ослышался?!

— Да, Георгий, именно так я и сказал, — ответил мой собеседник. — Но давайте поговорим об этом позже, как мы и договаривались — в общих чертах я обрисую вам все, как есть. Лучше всего сегодня вечером. А сейчас давай сначала закончим разговор о твоей безопасности.

Я только кивнул, подумав, что раз «в общих чертах», можно и не говорить. И так все ясно. Уже давно по белградскому «обществу» ходили разговоры о том, что самую значимую часть русской верхушки, стоящей вокруг трона императора Михаила, составляют выходцы из прорвавшейся из будущего особой русской эскадры. Назывались фамилии адмирала Ларионова, неожиданно женившегося на британской королевишне, генерала Бережного, ставшего зятем самому царю, тайного советника Тамбовцева, создавшего самую совершенную тайную полицию в мире, под корень выкорчевавшую одних революционеров и приручившую других. Еще говорили, что эти люди с особой эскадры все знают и все умеют, а поэтому бороться с ними бесполезно. Кто пробовал, тех уже в земле доедают черви.

Фамилия Бесоев при этом не называлась, но это, скорее всего, из-за его небольшого чина. Ведь на той эскадре должны быть не только генералы-адмиралы, полковники и капитаны первого ранга, но и младшие офицеры, а также нижние чины. На нижнего чина мой новый знакомый не походил совсем, а вот поручиком или лейтенантом на той особой эскадре он мог быть наверняка. Я, знаете ли, пару лет проучился в санкт-петербургском пажеском корпусе, и могу сказать, что на молодого русского аристократа подполковник Бесоев тоже походил только внешне. Да, манеры, осанка и прочее у него очень похожи, но какая-то особая энергия и взгляд на жизнь выдают в нем чужака. Но, как бы то ни было, подполковник Бесоев все равно мне нравится. Я даже не против той заботы, которую он обо мне проявляет, хотя обычно воспринимаю такие вещи в штыки. Сколько раз папа мне нудел про Михайлу Петровича и о том, что я веду себя неприлично; а Николай один раз объяснил, что моя личная жизнь ему безразлична, но разговоры обо мне и моем наставнике могут помешать делу — и сразу все стало понятно. И вообще, это дело у Николая всегда на первом месте. Он живет ради своего дела, и это мне импонирует. Разве мало я видел людей, которые без всякого дела коптят небо? И при этом весьма довольны собой; но если они вдруг исчезнут, то никто и ничего не заметит.

А Николай тем временем продолжил:

— Что пойдет в ход в этот раз, мы не знаем, но стараемся минимизировать возможные поводы. Достоверно известно, что там, в нашем прошлом, ты женился только один раз — в тот год, когда тебе уже исполнился шестьдесят один год…

— Погоди, Николай, — снова сказал я, — ну, не захотел я там в вашем мире жениться — и что с того? Может, жены не нашел подходящей, или мне это вообще не интересно…

— А вот последнее плохо, — сказал подполковник Бесоев, — ибо сербский король должен иметь жену и наследника — для гарантии желательно не одного. Нежелание жениться — это профессиональная непригодность для монарха, ибо при неясностях в наследовании в дальнейшем в государстве может разгореться династическая распря.

И тут я подумал: а почему я, собственно, избегаю знакомств с особами противоположного пола? Папа я говорил, что храню себя для будущей жены, но это была далеко не вся правда. Я знаю, что красив и привлекателен для женщин, и не только для женщин. Уже достаточно давно, чуть ли не с самого нашего переезда в Белград, за мной начали волочиться придворные дамы разной степени потасканности, желающие затащить красавчика (то есть меня) в свою постель. Но ни одной это пока еще не удалось, потому что я уклонялся от этой «чести» как мог. С одной стороны, меня буквально запугали возможностью заразиться разными неизлечимыми болезнями, с другой стороны, под руководством моего наставника я был занят математикой и рыбалкой. Да-да, именно рыбалкой — и занятие это ничуть не менее интересное, чем математика, особенно если охотиться за крупной рыбой. При этом и то, в чем меня и Михайлу Петровича подозревали злословящие сплетники, ни в коей мере правдой не было. К лицам одного с собой пола в постельном смысле я был абсолютно равнодушен, а сама мысль о подобных «забавах» вызывала у меня вполне отчетливое омерзение. Уж лучше лечь в постель с огромным склизким и холодным сомом — вроде того, что мы с Михайлой Петровичем вытянули из Дуная два года назад (был в моей жизни и такой подвиг).

Но что же все-таки мешает моим контактам с противоположным полом, почему я с такой настороженностью воспринял появление Анны и Феодоры? И почему я первым делом подумал о том, как бы избавиться от их присутствия, а мысль о том, что они будут ночевать в одной со мной комнате, первоначально привела меня чуть ли не в панику? И в то же время одно мимолетное движение Феодоры, когда она доставала свой пистолет из набедренной кобуры привело меня в такое состояние, будто я нечаянно ударился головой о потолок. Значит ли это, что я вполне нормальный мужчина с нормальными интересами, или это проявление моего мужского «я» произошло случайно, ведь раньше ничего такого со мной не было? Да и сейчас, разговаривая с Николаем, я исподволь разглядываю обеих девиц, и они мне все больше и больше начинали нравиться. Их позы, жесты, пластика движений, гибкость и сила; никакой крестьянской неуклюжести, и в то же время полное отсутствие аристократических манерности и жеманства. Чем-то они напоминают меня самого — дикие прямые штучки, внутри которых вставлен стальной стержень. Они явно происходят и не из низов и не из высшего общества — а это значит, что я вполне могу общаться с ними не роняя своего достоинства, и в то же время не беря на себя ненужных обязательств. Но какова же настоящая цель хитрого выходца из будущего, подсунувшего мне этих двух «телохранительниц» — только безопасность моего тела или еще желание проверить, смогу ли я вступить в брак и зачать наследника? Меня до того взбудоражило это предположение, что я, не думая, сразу же выпалил ему в лицо свои мысли.