Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923 - [87]
Королевство Сербия, однозначный победитель в обеих Балканских войнах, по максимуму удовлетворило свои территориальные притязания на юге, не получив разве что выхода к морю. «Невозвращенными» в 1913 году оставались только захваченные Габсбургами южнославянские регионы Босния и Герцеговина и — на севере — земли Воеводины. Несмотря на то что долгосрочной целью сербских националистов еще с XIX века, безусловно, являлось воссоединение с габсбургскими территориями, имевшими сербское население, после Балканских войн Сербия едва ли была в состоянии затевать новую войну — с таким сильным врагом. Страна еще не оправилась от двух Балканских войн с их материальными и людскими потерями, ее армия мало чем отличалась от «толпы крестьян»>{551}, а все усилия официальных структур были направлены на «национализацию» свежеприобретенных территорий на юге — процесс, который продолжился и в межвоенный период.
Тем не менее и внутри, и вне Сербии существовали фракции, стремившиеся немедленно свести счеты с Австро-Венгрией. Последние два года перед началом Первой мировой войны были отмечены рядом неудачных покушений на должностных лиц и высокопоставленных сановников Габсбургской империи, организованных южнославянской революционной молодежью. Убийство Франца-Фердинанда в июне 1914 года боснийским сербом, студентом Гаврилой Принципом едва не стало очередным из этих неудачных покушений. Но в конечном счете оно ознаменовало собой начало новой фазы балканского конфликта.
1914–1918: победы и поражения
Если Первая Балканская война велась с тем, чтобы завершить процесс национального освобождения из-под имперской власти, а причиной для второй войны стали конкурирующие программы национальной интеграции, то в ходе Первой мировой на фоне успехов, неудач и военных целей великих держав продолжилось решение задач 1912–1913 годов в условиях новой международной ситуации. Как отмечали Барбара и Чарльз Йелавич, балканские нации во время Первой мировой войны всего лишь «желали завершить процесс национального объединения»>{552}. Однако это желание — или, точнее, эти желания — неизбежно переплетались с намерениями Центральных держав и Антанты. События 1917 года в России привнесли еще один аспект и в саму войну, и в последующие кровавые события в данном регионе.
Союз Сербии с Антантой во время Первой мировой войны был предопределен противостоянием Сербии с Австро-Венгрией, а враждебность между двумя этими странами придавала сербскому национализму антиимперский оттенок. Война с Габсбургами стала войной за «освобождение и объединение» всех южных славян в одно государство (то есть за включение габсбургских земель, населенных южными славянами, в состав большого сербско-югославского государства)>{553}. Эта цель стала идеологическим оправданием войны с Габсбургами, связывая текущую войну с антитурецкой борьбой XIX и начала XX века. Неожиданные победы над австро-венграми в начале войны упрочили популярность «маленькой отважной Сербии» и укрепили ее союз с Антантой. Однако предполагавшееся включение Далмации в состав крупного южнославянского государства поссорило Сербию с Италией, которой были обещаны эти территории в обмен на участие в войне на стороне Антанты.
С другой стороны, Болгария сражалась против Антанты не из-за сочувствия делу Центральных держав, а с целью вернуть земли, потерянные в ходе Второй Балканской войны. Вступление Болгарии в войну в конце 1915 года способствовало разгрому и оккупации Сербии и привело к аннексии Македонии (или к ее воссоединению с Болгарией). ВМРО, «полностью отождествлявшая себя с проболгарскими силами»>{554}, в годы войны играла в Македонии роль жандармерии, активно содействуя «болгаризации» этого региона. Вследствие участия ВМРО в национализации Македонии и репрессивных акциях против неболгарского населения многие из ее вождей, включая Тодора Александрова и Александра Протогерова, после 1918 года были объявлены в Югославии военными преступниками[54]. Однако болгарская политика в Македонии, включая и ее военизированный аспект, в смысле своих задач и методов была почти полностью идентична предшествовавшей ей сербской и последовавшей югославской политике. Как здесь, так и (в меньшей степени) в оккупированной Сербии насилие диктовалось, по терминологии Алана Крамера, «динамикой уничтожения»>{555} — стремлением не только нанести врагу военное поражение, но и стереть все следы его культуры, ликвидировать все признаки того, что он вообще когда-либо был здесь.
Наталия Матич Зрнич, сербка, находившаяся в 1915–1918 годах на территории Сербии, оккупированной болгарами, на себе испытала подавление национальной жизни и насилие, сопровождавшее эту «динамику уничтожения». Например, оккупационные власти, столкнувшись с проблемой четников, производили аресты мужского населения в возрасте от 17 до 50 лет>{556}, за которыми последовало более систематическое и целенаправленное интернирование сербских священников
