Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923 - [54]

.

Большевистский переворот и последующая попытка большевиков силой утвердить государство, форму которого определяли они одни, повлекли за собой появление совершенно новых кредо. Тот, кто после угасания революционной эйфории хотел оставаться «патриотом», должен был приноровиться к новому нормативному кодексу, который менялся в зависимости от течения событий в Гражданской войне, равно как и после нее. Ключевым элементом идентификации оставалось обещание не допустить пересмотра социальных достижений на «родине революции», а по возможности и распространить их за ее границы. Тем не менее Красная армия не была соединением добровольцев. Ее преобразование в массовую армию осуществилось почти исключительно за счет возвращения к воинской повинности и жесткого проведения этой повинности в жизнь. На службу вооруженному пролетариату приходилось заставлять идти прежде всего крестьян. Они или уже присвоили себе помещичьи земли, или использовали распад государственных структур и всеобщий хаос для того, чтобы успеть это сделать. Более или менее удавалось призвать на службу молодых крестьян, которые уже успели послужить в Мировую войну. В конце Гражданской войны насчитывавшая в своих рядах около 5 миллионов солдат Красная армия на три четверти состояла из крестьян. Это было впечатляющим успехом мобилизации уже потому, что массовое дезертирство, так же как в белых армиях, никогда не прекращалось. Особенно в летнее время многие убегали, чтобы помочь в обработке урожая. На пике боев во второй половине 1919 года в дезертирах числилось около полутора миллионов солдат^{297}. Ярко выраженные политические мотивы играли здесь для всех сторон в Гражданской войне вторичную роль. В деле штаба Сибирского военного округа от 8 июля 1918 года говорилось:

Призыв добровольцев в армию малоуспешен вследствие непопулярности добровольческой службы вообще: добровольцы идут, главным образом, не по идее, а только с целью заработка. Естественно, что при таких условиях добровольческий элемент мало надежен, рассчитывать на большой приток его нет оснований^{298}.

Когда белые армии были наконец побеждены, многие крестьяне примкнули к «зеленым» формированиям, чтобы противодействовать реквизициям их урожая продотрядами или вмешательству партийных ячеек и большевистских комиссаров в деревенские дела^{299}.

Современные исследователи занимаются анализом того, как предпосылки довоенного времени и Мировой войны, опыт массового убийства, революционных боев и контрреволюционного противодействия, распада империй и проснувшихся национальных амбиций на периферии, зеркального переживания поражения и победы, а также памяти о предшествовавших и еще продолжавшихся локальных конфликтах перешли в эксцессы военизированного насилия в Гражданскую войну и после нее^{300}. Армейское руководство во время Гражданской войны использовало опыт Первой мировой и развивало его дальше в зависимости от менявшихся условий. «Красные», «белые», а также прочие институты формирования общественного мнения определенно использовали при конструировании образа врага формы, мотивы и технику предшественников в Мировую войну^{301}. Подражания можно найти во всех областях пропаганды и агитации — визуальной презентации, языковом редуцировании и медиальном распространении. Многочисленные параллели перекрывают фундаментальные семантические сдвиги. Лишь к концу Гражданской войны в кампании по привлечению сторонников стала видна эта эпохальная смена координат. Претензии большевиков на лидерство в Гражданской войне стали реальностью. Теперь они задавали масштаб, но зато и должны были считаться при восстановлении экономики и стабилизации своей власти с трудно прогнозируемым сопротивлением.

Чтобы мобилизовать в основном политически индифферентных призывников, недостаточно было стремления убедить их программными лозунгами. Постановка под ружье должна была быть преимущественно насильственной. В отличие от Первой мировой, о смысле которой стали задумываться уже через несколько месяцев после начала поражений, готовность примкнуть в армиям Гражданской войны, взять на себя задачи временной администрации или как-то еще выступить на стороне соответствующей региональной или локальной власти в существенной мере зависела от непосредственного эффекта от последствий Мировой войны и революции, ширившейся анархии и неконтролируемых вооруженных конфликтов. По крайней мере, после неоднократной смены власти появлялась тенденция избегать однозначного проявления политических симпатий или вырабатывать такие стратегии выживания, которые оставляли бы открытыми разные возможности.

Добровольчество в опустошенных насилием областях часто больше не означало, что офицер, солдат или неслуживший вступал в вооруженное формирование, которое субъективно связывал с борьбой за «нацию», «родину» или «революцию». Ибо он обычно противостоял противнику, который в иной форме утверждал о себе то же самое. Мотивы, заставлявшие примкнуть к вооруженной группе, часто находились вне идеологических нарративов и лишь постепенно приобретали политический оттенок^{302}. Одни хотели продолжать практиковавшееся ими военное ремесло, чтобы выжить, другие действовали из побуждения защитить себя, своих родных или свою деревню от брутального внешнего мира. Для третьих представлялась привлекательной возможность принадлежать к вооруженному сообществу, которое обеспечивало свое существование благодаря захваченной добыче. Немало было и тех, кто просто искал приключений, властвуя «с оружием в руках»