Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923 - [124]

.

Все эти факторы — последние тревоги в отношении мирного урегулирования, страх социальных беспорядков и общественная мораль военного времени, для которой главным критерием служили жертвы, понесенные солдатами, — в той или иной мере повлияли на французскую политическую ситуацию 1919–1923 годов. В частности, ими определялись результаты всеобщих выборов в палату депутатов в ноябре 1919 года, когда победу одержали правоцентристы и большинство мест в парламенте получили бывшие военнослужащие. «Культура победы» обеспечивала преемственность между новым парламентским большинством и теми ценностями, которые, как считалось, помогли стране успешно преодолеть военные испытания. Последние восемнадцать месяцев войны стали периодом «ремобилизации» французского общественного мнения, осуществлявшейся пропагандистскими организациями, работавшими под эгидой Union des Grandes Associations contre la Propagande Ennemie^{832}. Пропагандисты всячески поносили немцев и обвиняли в измене тех, кто выступал за мирные переговоры. После того как было заключено перемирие и источником беспокойства стал миротворческий процесс, эта кампания лишь усилилась. Но ее предметом наряду с «бошем» стал «большевик» — классовый враг, прежде помогавший немцам своим «пацифизмом» и требованием мирных переговоров, а теперь совместно с Москвой готовивший революцию. Оба мифа — о «бошах» и о «большевиках» — имели одну и ту же образную структуру. Каждый из них строился на идее о внешнем заговоре, о наводнивших страну агентах, шпионах и московском (или немецком) «золоте», предназначавшемся для манипулирования «внутренними врагами», готовыми предать отечество. Как говорилось в одной правой листовке, изданной в декабре 1918 года, «сегодняшний большевик вчера был германским подпевалой и останется им завтра»^{833}.[90]

Пропаганда, которую вел Union des Grandes Associations, затрагивала обе темы — и «бошей», и «большевиков». Предвыборная кампания правоцентристов в 1919 году отталкивалась не только от победы над Германией, но и от угрозы большевизма; именно тогда появился пресловутый плакат, изображавший большевика «с ножом в зубах»^{834}. Как раз в тот момент большевики заявили о своем отказе платить по облигациям, размещенным царским правительством на парижской бирже и купленным множеством французских мелких инвесторов. В одной из своих последних речей в качестве премьер-министра Клемансо, позаимствовав метафору из будней окопной войны, заявил:

Пока Россия пребывает в состоянии анархии, наблюдаемой в данный момент, в Европе не наступит мир. Мы согласны [с Великобританией] в том <…> что большевизм следует окружить сетью из колючей проволоки, которая не позволит ему ворваться в цивилизованную Европу^{835}.

Короче говоря, «культура победы», основанная на французском военном превосходстве, все же умерялась компромиссами коалиционной дипломатии и сопровождалась беспокойством по поводу возможного возрождения Германии, особенно после того, как США не стали ратифицировать Версальский договор, а британцы отклонили французское предложение о постоянном военном союзе. Кроме того, французов преследовал призрак революции, якобы разжигавшейся зарубежным большевизмом, которому помогали внутренние союзники по классовой борьбе. В таких условиях вряд ли у кого-то могла быть уверенность в прочности победы.

Национальная мобилизация против большевизма: гражданские союзы 1920 года

Наиболее вероятным толчком к созданию военизированных формирований в первые послевоенные годы могли стать железнодорожная забастовка в феврале 1920 года и всеобщая забастовка в мае того же года. Железные дороги представляли собой очевидное поле боя, поскольку консервативное правительство Александра Мильерана при поддержке нового правоцентристского большинства в палате депутатов намеревалось вернуть их частным владельцам. Ни реформаторское большинство, ни воинствующее меньшинство в рабочем движении не собирались с этим мириться. Весной 1920 года в синдикалистских и социалистических кругах разгоралась надежда на революцию — одновременно с тем, как страх перед ней охватывал средние классы и деревню. После того как правительство, стремясь уничтожить революционное меньшинство в составе CGT, нарушило договоренности, достигнутые в ходе февральской забастовки (которые гарантировали забастовщикам защиту от каких-либо санкций), страсти достигли апогея. Результатом стало появление гражданских союзов — Unions Civiques, — цель которых состояла в поддержке государства и обеспечении бесперебойной работы железных дорог и других служб^{836}.

К счастью, мы имеем много сведений о настроениях в обоих лагерях и среди населения вообще после создания гражданских союзов. Префекты (главные представители правительства в каждом из 89 департаментов) регулярно информировали правительство о состоянии общественного мнения. Однако в марте 1920 года Министерство внутренних дел затребовало у префектов информацию о местных забастовках, о взглядах рабочего и других классов и о вероятности попыток революции. Сохранились ответы из 77 департаментов (87 процентов от их общей численности)