Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923 - [113]
Это было не относящееся к делу и абсолютно неуместное замечание. В лучшем случае оно представляло собой парламентскую уловку, в худшем — шпильку, насмешку, и Проктер, несомненно, расценил ее именно таким образом, резко возразив: «Я был офицером регулярной армии Его Величества, а никаким не “Черно-коричневым”!»>{722} Он осознавал, что термин «Черно-коричневые» стал синонимом самоволия и недисциплинированности, всех порочных и деструктивных аспектов службы в Ирландии в 1920–1921 годах. Инстинкт требовал от Проктера встать на защиту своей репутации и не допустить, чтобы «регулярную армию Его Величества» смешивали с этим иррегулярным сбродом. Он клюнул на наживку, даже не попытавшись указать на то, что его ирландское прошлое никак не связано с рассматриваемым вопросом, и устранился от дальнейшего участия в дебатах.
Эта сама по себе малозначительная перепалка между Коксом и Проктером тем не менее многое говорит о военизированном прошлом Великобритании или по крайней мере о связанном с ним чувстве дискомфорта. Быть причисленным к «Черно-коричневым» представляло собой оскорбление, не требовавшее объяснений; оно слетало с языка с готовностью, свидетельствовавшей о консенсусе, сложившемся по поводу его смысла к 1933 году. Оно означало то, чего не потерпел бы ни один честный военнослужащий; называться так было оскорбительно, унизительно, позорно. Предполагалось, что военизированные «Черно-коричневые» воплощали в себе все то, чего не было в «регулярной» армии. Для таких ветеранов, как Проктер, различие между армией и военизированными отрядами было очевидным и элементарным, однако после ирландских событий в обществе не наблюдалось былой готовности признавать это различие — к сильному неудовольствию нашего старого служаки. В ответ на требование не называть его «Черно-коричневым» Кокс лишь расширил масштаб нападок: «Любой, кто в те ужасные годы служил в Ирландии, гораздо больше знает о том, как сжигать дома, чем о том, как их строить»>{723}. «Любой» — то есть хоть солдат регулярной армии, хоть «Черно-коричневый»: они ничем не отличались друг от друга, запятнанные самыми мрачными ассоциациями, которые отныне служили определением самого этого термина «Черно-коричневые». Исчезла всякая разница в отношении к батальону и взводу, к армейским частям и военизированным формированиям: все они служили Короне и государству и вся их служба теперь ассоциировалась с недисциплинированностью и беспорядком, с репрессиями и убийствами, которые стали определяющей чертой ирландской войны за независимость. Произошло слияние британского военизированного прошлого в Ирландии с собственно британским военным прошлым, диктовавшее такое понимание военизированного движения (paramilitarism), которое охватывало далеко не только те группировки, которые традиционно назывались там военизированными. Оно ассоциировалось с распадом, неповиновением или беспорядком, с таким состоянием ума, при котором границы приемлемого поведения агрессивно нарушались армией, военизированными частями и полицией. Это понятие звучало как нечто оскорбительное и с легкостью воспринималось в таком качестве спустя десять с лишним лет после ирландских событий. Британское военизированное движение, несомненно, сформировалось под влиянием насилия со стороны ИРА, природы ирландской партизанской войны, реальных угроз и воображаемых опасностей. Это движение вдохновлялось и мотивировалось требованиями имперской политики и тем местом, которое занимала в ней Ирландия; оно служило ответом на внутренние проблемы, прежде чем стало явлением колониального плана, и отчасти являлось следствием победы 1918 года. Условия, сделавшие его возможным, создавались призывами, звучавшими на пространствах от Силезии до Константинополя и в других местах, стремлением к дальнейшей демобилизации на фоне уже произошедшего резкого сокращения армии к ноябрю 1920 года, а также «страхами в отношении того, что усталый британский солдат — и доброволец, и призывник — будет не готов к беспрекословному продолжению службы после завершения войны»[86]. Военизированное движение не стало уделом исключительно побежденных европейских держав, таких как Германия или Австрия, или их неудовлетворенного победителя — Италии. Нерешенная часть послевоенных британских проблем и негодование Проктера красноречиво говорят о том, как воспринималось военизированное движение подобного типа. Проктер понимал, что значит называться «Черно-коричневым».
«Черно-коричневые», прозвище, намекавшее на поспешную экипировку униформой — отчасти темно-зелеными мундирами Королевской ирландской полиции (Royal Irish Constabulary, RIC), отчасти армейскими мундирами цвета хаки, — быстро превратилось в удобное, иногда некорректное, но весьма эмоционально заряженное и дожившее до наших дней обозначение всех вспомогательных сил, посылавшихся в Ирландию на помощь RIC в 1920–1921 годах>{724}. Тогда, как и сейчас, этот термин не отличался четкостью. В первую очередь «Черно-коричневыми» являлись бывшие военнослужащие, в конце 1919 года вербовавшиеся по всей Великобритании в ряды RIC и перед окончанием войны насчитывавшие около 9 тысяч человек
