Война Владигора - [48]

Однако до утра еще надо было прожить ночь. А ее прервали крики, стоны и плач.

Князь быстро оделся в угорские меха, следом за ним выполз и переводчик.

Луна уже склонилась к горизонту и едва освещала пространство. В свете костров были видны оленьи упряжки и тени людей, в основном это были женщины с детьми.

Увидев Ай-Мэргэна, они принялись кричать еще громче, умоляюще вытягивая навстречу ему руки.

— Что это за люди и о чем они просят? — тихо спросил Владигор переводчика.

— Они просят тебя о великом снисхождении.

— Говори короче. Что им надо?

— Прости, Ай-Мэргэн. Им нужна твоя защита. Перед закатом на них напали злобные всадники, и они с трудом удержали оборону. Кто-то сказал им о тебе. Здесь новости разносятся быстрей ветра. Они хотят поставить свои чумы рядом. Дай им на это свое позволение.

— Скажи: я не могу сразу ответить. Я должен посоветоваться со старшими людьми.

Владигор взглянул на Кеулькута, который стоял уже рядом: как быть, что ответить? Но Кеулькут и сам был в нерешительности. Парни привели дряхлого старца.

— Нельзя пускать их оленей на наши пастбища, — повторил для Владигора переводчик слова Кеулькута. А потом перевел ответ старца: — Лучше объединить силы и отбить злобных всадников, чем погибнуть поодиночке.

Старец встал у столба и прокричал своим звонким голосом:

— Согласны ли вы, чтобы отважный Ай-Мэргэн вас тоже охранял?

— Ай-Мэргэн, будь и с нами! Ай-Мэргэн, веди нас на битву со злобными всадниками! — громко призывали люди из соседнего стойбища.

Владигор поднял обе руки, сжатые в кулак, и зычно ответил:

— Я буду с вами, люди! Теперь и вы под моей защитой!

Много лет назад (так давно это было, что уже стерлись из памяти имена предков, которые жили тогда) обитали на этой земле, где лишь три месяца земля празднует весну, а остальное время прячется под снегом, дети бога Ора. Бог Ор заботится о всей живности, что ходит под небом. От него зависит приплод оленей, от него зависит охота в здешних снегах. А потом из-за Рифейских гор пришли люди, которые поклонялись другому богу, которого они называли Угом. Бог Уг сурово наблюдает за делами людей, он носится по небу на своей лучезарной колеснице и иногда так сердится на жителей Поднебесья, что гремят громы и летят молнии.

Сначала коренные жители воевали с пришельцами, но спустя годы, после того как их дети переженились, и те и другие вдруг обнаружили, что все они — родственники. И тогда дети бога по имени Уг и дети Ора решили объединиться в один народ. И назвали они себя по именам своих прародителей — угора.

— Это что же?.. — прервал Владигор рассказ Кеулькута ранним утром. — Моего бога, например, зовут Перуном. Он тоже мчится по небу в лучезарной колеснице. И тоже хранит справедливость и наказывает молнией. Уж не родственник ли он вашему Угу?

— Я так думаю, что наш Уг — это ваш Перун и есть, — ответил мудрый Кеулькут. — И помогая нам, ты помогаешь своему богу, а также самому себе.

Владигор еще до рассвета растолкал переводчика, чтобы проверить сторожевые посты, но, когда они выползли из чума, оказалось, что Кеулькут успел сделать это до них.

— Юноши не спят у своих малых костров, они чутко следят и не упустят врага, — сообщил он.

Тогда и сели у стены чума князь с Кеулькутом и, глядя на светлеющий горизонт, завели долгую беседу. Рядом с ними сидел зевающий переводчик, но им казалось, что и без него они понимают друг друга.

— Завтра нас посетит сам Великий Эльга, — проговорил Кеулькут, — и ты сможешь сказать ему то важное слово, что несешь в своем сердце.

— Как ты догадался, что я ищу встречи с Великим Эльгой? — удивился Владигор.

— Это говорит твоя походка, твой голос, твой взгляд, твое молчание. Человек, который умеет распоряжаться другими, не бросит свой чум ради безделицы.

— Мне и в самом деле необходимо увидеть Великого Эльгу. Иначе может начаться большая война. Но она не нужна никому. — Так говорил Владигор и радовался своему необычайному везению: не надо никуда сбегать — правитель этих земель сам приедет к нему в стойбище.

— А скажи-ка мне, князь, похож ли я на человека, который убил двух соседей, чтобы поживиться их медным котлом да деревянной поварешкой? — спросил вдруг переводчик, когда Кеулькут удалился в свой чум.

— Откуда ты взял, что я — князь?

— Брось, тебя в Синегорье узнают многие. Я шел в твоем войске, чтобы изгнать Климогу Кровавого. И здесь признал сразу, только молчал до поры.

— Что ж, хорошее молчание дороже крепкого удара. Но почему ты спросил меня об убийстве? Или по этой причине ты оказался тут?

— По этой, князь, по этой. Повздорил я со своими соседями. Разругались мы из-за пустяка. Но у меня и мысли не было чинить им зло. А на другой день их нашли убитыми. Стали проверять убыль в хозяйстве — недосчитались медного котла с поварешкой. И хотя у меня не было ни того ни другого, да и откуда они могли взяться, приговорили меня всем миром к смерти. Вот я и бежал за Рифейские горы. Драться я не умею — даже в детстве не дрался — и потому постоять за себя не мог и тут.

— Постой, если ты шел с моим войском, не умея драться, что ж ты делал тогда?

— Гребцом был, князь. Не всем же воевать. Кому-то надо и кашу варить для воинов, и порты стирать. Вот я и пошел. С удел на веслах и подвозил грузы по Чурани и Звонке. Там, у себя, я был свободный хлебопашец, а тут — слуга и олений пастух.