Война Виллу - [2]
— А бомба, которую они под сосну подложили? — спрашивают мальчишки.
— Я побоялся пойти посмотреть, — отвечает Виллу.
— И она все еще там?
— Нет, — снова начинает объяснять Виллу. — Несколько дней спустя я показал Хектору их следы, и он, принюхиваясь, пошел к сосне; вдруг шерсть на загривке у него стала дыбом, и он принялся лаять. Скалит зубы, скребет землю и лает, словно хочет кого-то загрызть; иногда сунется носом и тут же снова отдернет. Я вылез из-за куста, чтобы посмотреть, что же там такое, и вижу: большая черная змея, такая черная, что даже сверкает, глаза слепит, когда смотришь на нее, поднялась на хвосте, сама толстая и шипит. Я выломал подходящую дубинку — и к ней. Подбегаю, да как врежу ей разок хорошенько — она и лопнула! Будто старая дождевая губка. Только пыль полетела.
— А бомбы так и не было? — спрашивают мальчишки.
— Не было. Нашел только большую глубокую дыру, туда бомба ушла, утонула на дно болота. Она ведь такая тяжелая, что трое больших мужчин насилу ее тащили…
Такую и еще много подобных историй про войну рассказывал Виллу мальчишкам, и они слушали навострив уши, потому что ведь Виллу читал газеты, читал каждый день, старательно читал, пока не заснет.
Но затем случилось, что брат хозяина вернулся домой с войны, и Виллу надеялся получить от него самые верные сведения. Нетерпение его было столь велико, что он, не дождавшись вечера, пораньше загнал скотину домой — так жаждал он точных сведений о войне. Однако надежды Виллу не оправдались. Солдат хотя и сидел в кругу семьи посреди комнаты, но не произносил ни слова. Ни звука не произнес, даже рта не раскрыл. Он сидел, тупо уставившись перед собой. Могло даже показаться, будто он вовсе не брат хозяина этого дома и будто это не его родственники, те, вокруг него. И есть он не пошел, когда его позвали: он все сидел и тупо глядел перед собой.
Хозяин окликнул брата по имени, но брат забыл на войне свое имя. Хозяин велел хозяйке, чтобы она принесла брату поесть, но хозяйка закрыла глаза фартуком и убежала, всхлипывая, в заднюю комнату. Батракам и батрачкам еда не шла в глотку, и они заторопились во двор. В комнате остались лишь трое: хозяин, его брат и Виллу. Брат сидел посреди комнаты, хозяин стоял понурившись перед ним, а Виллу испуганно, вопросительно глядел на них из самого темного угла.
Почему не разговаривает солдат? Почему он не идет есть? Неужели война такая? Почему хозяйка прикрывает фартуком плачущие глаза?
Но ответов не было, потому что солдат все сидел, а молчащий брат его все стоял опустив голову. Это было жутко, Виллу охватила дрожь, он полез на сеновал и как мог поглубже зарылся в сено, словно хотел спрятаться от чего-то ужасного.
Может быть, завтра солдат перестанет молчать? Может быть, завтра он поднимет глаза и ответит вопрошающим взглядам?
Нет, ни завтра, ни послезавтра он не произнес ни слова, и Виллу носил в груди гнетущую неизвестность. Временами, правда, губы солдата начинали шевелиться, но не для слов, а для странной, непонятной усмешки. И Виллу начинал думать, что война — это тупое молчание солдата, едва заметная его усмешка, хмурое лицо хозяина и заплаканные глаза хозяйки.
Виллу, больше не читает газет, и когда другие пастушата упрашивают его рассказать военную историю, он отходит в сторону и молчит. Он любит быть в одиночестве, лежать между кочек на стеблях голубики, думать и размышлять, вспоминая хозяйского брата, молча сидящего дома.
Солдат тоже думает и размышляет? О чем? Ах, если бы он сказал об этом Виллу, намекнул хотя бы двумя словечками! Если бы он рассказал, почему он забыл свое имя и песни и почему он никогда не ходит к деревенским качелям, где заливаются смехом девушки? Почему он не садится есть вместе со всеми за стол и не идет вместе с ними работать в поле, где ждет осыпающаяся рожь? Неужели он не видит, что на глаза хозяйки, когда она кормит его, навертываются слезы, а губы ее болезненно подергиваются?
Никто не отвечает на вопросы Виллу, и поэтому он любит лежать между кочек на стеблях голубики и думать, размышлять. Так он становится посмешищем среди мальчишек, мишенью для издевок, дурачком среди сверстников, но все равно тревожно бьющиеся мысли не покидают головы Виллу ни вечером, ни утром, ни днем, ни даже ночью во сне.
