Война вампиров - [22]

— Сорян Зверь. По пьянке бывает у меня такая хня. Клыки лезут сами собой. Я уж думаю, может к стоматологу сходить? Вдруг там кальция не хватает или ещё чего, а ты чего такой бледный?

— М-мне, п-плохо.

— А кому щас легко? Всем тяжело братан. Ну, ещё по одной. Только Ленке, ни слова — я пить бросил если что. Мне только по праздникам можно, у меня печень больная.

Колян икнул и понял что ситуация слишком сложная — без бутылки, тут не разобраться. Так что он ухватил пузырь и залпом ополовинил.

— Уважаю. — Кивнул ему Штык и протянул подкуренную сигарету. — На, закури, а то блеванёшь ещё, а снова в магаз мне идти в падлу.

— Мы вампиры. — Докурив сигарету, сказал Колян.

— Ага. — Кивнул Штык, хрустя огурцом.

— В Ленске у нас ОПГ.

— Во, молодца. У нас братан, у нас. Ты из нашей банды, ну, типа как там? Клан, во.

— А как же, тайна покрытая мраком? Словно тени среди людей? Как же Лестад?

— Чё? — Штык нахмурился, потом расплылся в улыбке. — А! Басявый фильмец. Тоже смотрел. Но типа, не так всё в реале. Мы ещё круче. Да ваще, я так скажу — Лестад лох! Мы форева. В натуре.

А потом поднял рюмку и объявил тост:

— Нахуй короля!

— Кого?

— Не парься. — Махнул рукой Штык. — Есть тут один мудак. Потерялся во времени. Думает у нас ещё федерализм, не в курсах, что его давно отменили.

— Эмм, феодализм может?

— Ну, я так и сказал. Педализм этот штопанный. А сейчас у нас же чё? — Помолчал. Поковырял пальцем колбасную нарезку. На Коляна задумчиво глянул. — Слушай, а чё у нас сейчас?

— В смысле?

— Чё ты тупишь в натуре? Ну это, за презика кто, чё да как, вся херня.

Колян молчал пару минут. Выпил. Подкурил сигарету. Наконец сказал.

— Я плохо понимаю, что ты говоришь.

— Хм. — Штык мотнул головой в сторону окна. — А чего пиздюки говорили, что ты мол, во дворах тёрся раньше, пиздят да? Нормальный русский не понимаешь, а я на фраерском плохо говорю…

Штык тяжко вздохнул, тоже закурил.

— Ладно, короче, так, давай сначала. Помнишь серый хуила к тебе приходил?

— Сон, помню. — Кивнул Колян.

— Не, не сон. Они короче, вампиры. Обращают кого попало. А потом шкерятся по норам, ну, это, уходят короче в туман. Сечёшь? — Колян медленно кивнул в ответ. — Вот. А тут передохли, запарились, наверное — налоги, безработица, СПИД кругом свирепствует, дефолт этот штопанный, в общем, антракт полный. Они и засуицидились нахрен. Давай заупокой этих серых уёбков.

Выпили. Штык закусил, занюхал и, потрясая кусочком колбасной нарезки, продолжил.

— Оставляют они по клану. Обратят сто рыл и по съёбкам. Раньше на юга, ну знаешь — текила, тёлки, пляж. Вот, а сейчас наглухо уехали, передохли. И вот у нас короче такая тема — в каждом клане есть Папа, по ихнему, Носхерус. — Тут он руками замахал. — Даже не спрашивай. Я без понятия, каким местом эти долбодятлы думали, когда такое слово придумали. Так вот, Носхерус выбирается по принципу «кто кому ебло начистил». — Штык выпятил грудь, гордо вскинул подбородок. — Я всем ебальники покоцал! Во как! Я Носратус!

— Носхерус.

— Ваще похер. — Махнул рукой царственный Носферус. — И ты, когда в образину эту превратился, тоже проиграл. Так что, по нашим законам вампирским, я за Папу, а ты фуфел. — Помолчал, задумчиво почесал тыковку — понял, что что-то не то сморозил. — В смысле, братан, ты пехота, я главный. — Подумал ещё немного. Ничего обидного в сказанном не увидел и радостный весь налил поновой. — За серых уёбков!

— Пили за них уже.

— Да? Тогда, — он выдержал долгую паузу и торжественно объявил, — нахуй короля!

— И за это пили.

Штык сморщил нос, задумался. Спустя мгновение лицо осветилось улыбкой.

— За мир во всём мире, ебать его старым костылём!

Они выпили, и Штык начал рассказывать о других вампирах их общей «шоблы» или клана, как их называла какая-то там Лена. Описывал, как он с каждым встретился, как победил их в схватке, как сам узнал, что к чему и кем он на самом деле стал. Рассказал о том, как Коляну повезло, ведь все они не знали, как опьянеть, став вампиром, как позволить «киру» снести «башню» и только Ленка (тут Штык зачем-то стал плакать и называть Ленку не иначе как Святой Женщиной), открыла им глаза, помогла вернуть вкус к жизни, Колян слушал. И странные дела творились с его разумом. Чем больше спиртного падало в желудок, чем больше он слушал, тем меньше он верил во всё это и в тоже время, память. Он не хотел сознавать, что стал вампиром. Ему было страшно. И может быть, утром, он бы попытался сбежать. Но память начала возвращаться.

Он вспомнил, как поднялся с пола, как смотрела на него серая женщина.

— Тебе нужно восполнить силы, сын мой. — Сказала она очень мягким голосом — настолько, насколько это было возможно при её уникальном тембре, больше напоминавшим рёв простуженного и крайне голодного тигра. — Иди, пей вволю. Зверьки ждут тебя на улице, пей сколько хочешь, пей за всех нас, величественный потомок Детей Ночи, тот, что будет хранить средоточие величайшей мощи всех вампирских кланов, хранитель Призмы, пей пока хочешь. Зверьков много, ты такой один — помни об этом, помни, когда зверьки будут прятать своих уродливых выродков от твоих царственных клыков. Ты последний мой сын — помни об этом.