Война в России и Сибири - [30]
Приказ № 1, переданный по телеграфу во все армейские подразделения, уже действовал на протяжении трех дней, внося в армию хаос и опустошение.
Соглашение, заключенное между Советом и Временным комитетом Госдумы, вывело Петроградский гарнизон из подчинения правительству[126], обещало для армии так называемые демократические реформы, предусматривало отмену смертной казни.
В этот же день генерал [М. В.] Алексеев[127] попросил военного министра издать декрет и отменить приказ № 1[128]. Отменив приказ, Гучков создал бы общественный конфликт с непредсказуемыми последствиями. Гучков немедленно связался с контактной комиссией, которую создал Совет для обсуждения с Временным правительством всех практических вопросов. Председателем ее был господин [Н. Д.] Соколов[129], в нее входили также [Ю. М.] Стеклов и [М. И.] Скобелев. Гучков объявил, что приказ № 1 лишает армию возможности продолжать войну. Комиссия заседала в комнате, соседней с кабинетом министров. Похоже, она уже была готова отменить приказ, но тут Стеклов (настоящая фамилия Нахамкис) предложил уловку, и она была принята: второй приказ отменял первый, но только в прифронтовой зоне[130].
Министр передал это предложение в комиссию демократических реформ при Военном министерстве[131]. В состав комиссии входили генералы и полковники, избранные различными отделами военного ведомства под председательством генерала [А. А.] Поливанова, бывшего военного министра. Эта комиссия вернула новый приказ с припиской, «что лучшего решения найти было невозможно». Приказ № 2 был распространен Советом, сообщившим, что он «был создан в сотрудничестве с Военным министерством».
Не большевики создали приказ № 1. В начале марта революционное движение возглавляли еще не большевики-евреи ([Л. Д.] Троцкий, [Г. Е.] Зиновьев и др.), ненавидевшие царский режим. За гибельный декрет ответственны кавказцы [Н. С.] Чхеидзе и [И. Г.] Церетели и русский [Н. Д.] Соколов. Соколов посмел защищать этот декрет и два месяца спустя: «Он был необходим, чтобы лишить офицеров авторитета». Однако, когда он поехал на фронт, солдаты по справедливости обошлись с ним плохо, он вернулся оттуда с забинтованной головой.
На протяжении двух первых месяцев Совет, хотя и продолжал самостоятельное воздействие на армию, но все-таки сотрудничал и с Военным министерством, легализируя свои решения. К несчастью, министерство стало его послушным инструментом. А ведь это были не адвокаты, не политики и не «красные» прапорщики, это были кадровые офицеры, в большинстве своем с дипломами, отдающие себе отчет в серьезности принимаемых ими решений.
«Солдатский съезд» в Минске[132], организация, созданная с разрешения генерала [В. И.] Гурко[133], выработал проект Декларации прав солдата[134] (ничего не скажешь, самое время о них подумать!). Совет отправил его господину Гучкову на подпись. Господин Гучков, сочтя, что декларация окончательно уничтожит армейскую дисциплину, передал ее в Комиссию демократических реформ[135]. Два дня спустя генерал Поливанов вернул проект Гучкову: он был одобрен единодушно. Министр вновь отправил его в комиссию, прибавив, что комиссия облегчит его отклонение, даже если «против» выскажется меньшинство. Через несколько дней Поливанов привез документ: его опять одобрили единодушно.
Между тем командующие трех групп армий, как и генерал Алексеев, просили господина Гучкова не подписывать декларацию прав солдата. Получив поддержку главнокомандующих, Гучков сместил генерала Поливанова и назначил на его место генерала [В. Ф.] Новицкого. Но и Новицкий сообщил, что декларация одобрена единодушно.
Когда Гучков отказался подписать декларацию, к нему явились два члена Совета и объявили, что вполне могут обойтись и без его подписи! Проект пролежал в архиве министра до [А. Ф.] Керенского, который подписал его, взяв на себя ответственность. Но можно ли винить его за это?
Глава II. Сцены русской революции
1. Солдаты
Службу порядка в Думе осуществляли гвардейские полки[136] в великолепной парадной форме. Построение было настолько безупречным, что, казалось, вот-вот появится высшее офицерство, чтобы принять парад. Но офицеры не появлялись. Спонтанно, без приказа солдаты продолжали парадные построения в праздничные дни.
Трудно описать происходящее в Екатерининском зале, зале ожидания, так все неожиданно. Перед дверями депутатов стоят одни солдаты, серые шинели всюду – от окон и до балюстрады небольшой трибуны. Солдаты сидят на ступеньках, дремлют, лежа на полу, не выпуская вещмешок и винтовку. Четыре ряда стульев отведены их раненым товарищам, здесь их рассаживают сестры милосердия.
В середине зала толпятся студенты, несколько студенток, делегаты Совета рабочих и солдатских депутатов, и над всеми возвышается голова высоченного казака из Якутска – гигант расхаживает между ожидающими большими шагами. На нем белая с черными пятнами оленья доха, на ногах – унты. Он приехал из Сибири с планами нового золотого прииска, и его тоже затянул революционный водоворот. Он расхаживает по залу, оглядывая каждого пронизывающим взглядом, ему интересно все, что здесь происходит. Я заговариваю с ним. Он с жаром приветствует революцию, но сам он мелкий предприниматель и ненавидит социал-демократов, его напор привлекает солдат и рабочих, они собираются вокруг него, и он принимается обличать марксистов. Солдаты, похоже, его одобряют. В разговор вмешиваются студенты, начинается дискуссия. Ораторы стремятся привлечь солдат на свою сторону, а те слушают их с открытыми ртами и блестящими глазами, всеми силами пытаясь понять новые и сложные идеи.
