Война - [12]

Стараясь не обращать внимания на аромат жареного мяса, зажигаю небольшую масляную лампу, принесенную Тамарой, и принимаюсь читать потрепанный роман, оставленный тем, кто раньше жил в этой палатке. И лениво думаю о том, насколько плоха идея – спалить дотла весь лагерь.

Сквозь шум голосов различаю приближающиеся шаги и напрягаюсь. Я жду стражников, которые потащат меня в палатку Войны. Полог откидывается, внутрь заглядывает Тамара.

– Я не пойду, – тут же заявляю ей.

– Куда? – удивляется она.

Я хмурюсь:

– Ты здесь не для того, чтобы отвести меня к нему?

– К Войне? – переспрашивает она, подняв брови. – Тут и так полно женщин, готовых согреть постель Всадника.

Полно женщин? Представляю, как руки Тамары, большие, настойчивые, касаются его тела, и морщусь.

– Я пришла не за этим, – говорит она и садится рядом со мной. – Слышала сегодня ваш разговор. – Она придвигается ближе и тихо спрашивает: – Откуда ты знаешь язык Всадника?

Я качаю головой и уже готова все отрицать, но Тамара говорит:

– Мы все видели, как ты с ним говорила.

Я и не подозревала, что за нами так пристально наблюдают. Признаюсь Тамаре:

– Не знаю, как я что-то смогла разобрать, и почему Всадник вообще со мной разговаривал. Прости, но это правда. Я сама не понимаю, что происходит.

Тамара пристально смотрит в мое лицо, кивает и берет меня за руку.

– Война часто меняет женщин, – произносит она, и от этих слов мне становится не по себе. Честно говоря, мне не хочется знать подробности его личной жизни. – Если хочешь избавиться от его внимания, – продолжает Тамара, – просто сдайся и проведи с ним пару ночей.

Да что творится с местными женщинами? Каждая так и норовит дать непрошеный совет.

– Взамен ты получишь защиту, – добавляет она.

Меня неплохо защищал и старый добрый клинок.

– А если не сдамся? – спрашиваю я.

Наступает долгое молчание, потом Тамара берет меня за подбородок.

– Женщинам опасно находиться здесь, особенно таким хорошеньким. – Ее взгляд останавливается на кинжале Войны, лежащем рядом с масляной лампой. – Держи оружие поближе. Возможно, оно тебе понадобится.

Глава 6

Я решаю последовать совету Тамары – сплю с кинжалом Войны под подушкой. И главное, засыпаю. Что тоже неплохо.

– Проснись, Мириам, – глубокий голос возвращает меня в реальность.

Резко открываю глаза. Рядом с тюфяком, опершись руками о колени, сидит Война. Пальцы сами тянутся к клинку, и я сажусь, держа его перед собой. Глаза Войны мерцают в полутьме, когда он окидывает взглядом меня – сонную, с оружием в руках.

– Понравился мой кинжал? – спрашивает Всадник.

Я вздрагиваю от звука его голоса. Война говорит на чистейшем иврите.

– Ты умеешь разговаривать, – констатирую я. «И знаешь, как меня зовут», – добавляю мысленно.

Он хмыкает.

– Я имею в виду, что сейчас я тебя понимаю, – добавляю я.

Я уже привыкла, что Война говорит на неведомом языке, а я каким-то образом его понимаю. Но слышать из его уст родную речь – совсем другое дело, это выбивает из колеи. И означает, что все это время он понимал меня.

– Зачем ты разговариваешь на какой-то тарабарщине? – спрашиваю, продолжая угрожать ему клинком.

Не о том спрашиваешь, Мириам. Правильный вопрос: «Какого черта ты делаешь в моей палатке?»

Всадник поднимается, подходит ближе. Я поднимаю оружие выше. Но ему плевать на кинжал. Война садится на край тюфяка, не обращая внимания на то, что острие кинжала впивается ему в кожу у самого горла. Смотрит на клинок, уголок его губ приподнимается в усмешке. Выглядит он при этом зловеще довольным.

Угрожать ему, похоже, бессмысленно. Мне почему-то кажется, что Войну вся эта ситуация… умиляет.

– Почему я понимаю твою речь? – спрашиваю его.

– Ты моя жена, – спокойно отвечает Всадник. – Ты понимаешь мою природу, мой дар.

Хм, тут есть одна проблема.

– Я тебе не жена.

Война усмехается.

– Хочешь доказать свою правоту? Буду более чем рад. – В его словах слышится некий сексуальный намек.

– Убирайся из моей палатки, – говорю, перехватывая кинжал.

Война разглядывает меня, его глаза мерцают в полумраке.

– Разве палатка твоя? – удивляется он.

Нет. Но ему здесь не место.

– Убирайся из этой палатки, – уточняю я.

– Или что? – он поднимает бровь.

Разве не очевидно? Сильнее надавливаю острием кинжала на кожу Всадника. Темная струйка крови сбегает по его шее. Война подается ближе:

– Маленькая храбрая воительница, угрожаешь мне в моем же лагере. – Он разглядывает мое лицо.

– Как ты вообще меня нашел? – спрашиваю я.

В лагере тысячи одинаковых палаток.

– Ты, кажется, хотела, чтобы я ушел, – напоминает Война. Я чувствую, как ему весело.

– Но ты все еще здесь. Так как же?

– Я не смогу ответить, если ты перережешь мне горло. – Он косится на кинжал.

Я колеблюсь. Любой мужчина, пробравшийся в палатку, пока я сплю, представляет собой угрозу. Хотя стоит признать – если бы Война хотел навредить мне, то уже сделал бы это, и никакой кинжал ему не помешал бы. Я опускаю оружие. Всадник касается кровавой линии на шее и, могу поклясться, на его лице мелькает улыбка.

– Это мой лагерь. Здесь невозможно что-либо от меня утаить.

Крепче сжимая кинжал, произношу:

– Говорят, ты не можешь умереть.

– Так вот почему ты еще не пыталась убить меня? – Снова этот насмешливый тон.