Война с аксиомой - [3]

То вдруг приглашала в университет послушать на механико-математическом факультете лекцию по математике. Мы шли — и ничего не понимали. А она потом все разъясняла своими словами. А когда мы поехали всем классом на лесозаготовки, она в дороге устроила математическую викторину. С премиями: у нее было припасено пять соевых конфет…

Постепенно мы начали видеть цель учебы не только в хороших отметках. Стало интересно приходить каждый день в школу. Гадать, что она еще придумает. И стараться ее обрадовать, удивить, услышать ее молодой голос.

— А знаете, девочки, Марина предлагает оригинальную идею! Почему бы нам и в самом деле не начать выпускать математический журнал?

Ничего особенного, — ведь правда? А эта скупая похвала поднимала настроение на целый день. Да и девочки поглядывали уважительно: «Если уж Аннушка одобрила…»

Даже внешне она преобразилась, особенно когда перестала кутаться в старый платок и бесформенное пальто. Мы увидели перед собой стройную женщину с милым, легко краснеющим лицом и седыми волосами, теперь казавшимися неестественными, как парик…

А может быть, чуда преображения и не было? Просто мы вгляделись в нее, привыкли, полюбили? Некоторые девочки даже стали ей подражать в мимике, сдержанной до суховатости, в лаконичных и по-мужски твердых жестах и даже в походке, невероятно быстрой, но не суетливой.

Она не признавала мелких шажочков… Потом мы случайно узнали, что приехала она к нам из Ленинграда, где пережила всю блокаду, что потеряла двух детей и что лет ей было совсем немного, нашей учительнице без возраста…

Анна Ивановна ни разу не подсказала нам на экзаменах.

Она спокойно выслушивала все ответы, не меняя выражения блеклых глаз. Но мы уже умели читать ее взгляды; в них-то не таилось скучающего безразличия. И это придавало нам уверенность. Мы видели, что она нами довольна, что мы не оскорбляем невежеством ее любимый предмет.

Много лет спустя, вспоминая мое знакомство с этой суровой, не обаятельной на первый взгляд учительницей, я задумалась над тем, почему она обошлась со мной вначале так жестоко. Но поняла ее окончательно, когда сама столкнулась, уже в роли учительницы, с таким же самолюбивым характером. Анна Ивановна меня обломала. Тонко, умно, не унижая и не оскорбляя. Но заставила выпить чашу наказания до дна, а потом растревожила не только мое самолюбие, но и мое человеческое достоинство.

Я проучилась у нее мало, всего год. Встречала я и после нее много разных учителей. Бывали среди них добренькие, всегда потакавшие ученикам или пестовавшие нас, как няньки.

Бывали неплохие преподаватели. Но они обращались со школьниками, как с дикими зверьками: осторожно и слегка боязливо.

У преподавательницы литературы в старших классах я была даже любимицей. Она поручала мне вести уроки по ее плану, когда заболевала, в десятом классе. Чтобы мы не запустили программу…

Но только Анне Ивановне я пыталась подражать, когда впервые пришла учительницей в школу.

Глава 2 ПЕРВЫЕ НЕУДАЧИ

Все хорошие учителя счастливы одинаково, а неудачливые — несчастливы по-разному.

Эту перефразировку Л. Толстого я придумала после моих первых уроков в школе. Неудачи любят трусов. А я оказалась трусихой.

Ох, до чего же я боялась вначале войти в свой класс! В восьмой «Б». «Буйный», как небрежно сказала мне директор Мария Семеновна.

Секунду после звонка первого сентября я медлила в учительской. Звонок рассыпался по коридорам, подстегивал опаздывающих, вбирал в себя торопливые шаги, хлопанье парт…

А я представляла мысленно лица своих учеников, представляла, как они встанут передо мной в самых живописных позах.

Я взяла мой журнал, обернутый белой бумагой. Перевела дух. И пошла покорять пятнадцатилетних людей.

Они обязаны меня слушать. У меня диплом учителя. Я старше их на целых семь лет. Обязаны! Но будут ли они меня слушать? Я ведь еще должна завоевать их уважение, симпатию, желание слушать меня.

Я шла на поединок с классом. Да, я не оговорилась: на поединок. И я понимала, что ни хорошие оценки в университете, ни диплом с отличием не определят мою победу в этом поединке.

Первый урок по «Слову о полку Игореве» я провела довольно сносно: ребята молчали и с любопытством оглядывали меня. Только меня не покидало ощущение, что мой класс — аквариум. И ребята сидят внутри, за стеклом, а я — снаружи. И поэтому должна напрягать голос, чтобы он проник сквозь это стекло. Сквозь зеленоватый туман, в котором плавали лица моих учеников. Я старалась поразить их глубокой эрудицией. Я помнила, как ценили мы в юности учителей, чьи объяснения были много полнее школьных учебников…

Эти сорок пять минут полной тишины излечили мою трусость. Я даже решила, что у меня есть обаяние, что я уже покорила ребят.

Но на следующем уроке мои ученики начали проявлять свои многообещающие индивидуальности. Опрос показал, что в их памяти остались самые приблизительные сведения из моего рассказа. Опрос показал, что я не умею держать дисциплину. Опрос показал, что ребята меня раскусили. И теперь демонстрировали себя во всей красе.

Одни ученики свободно прогуливались по классу, присаживаясь к кому хотели. Другие играли в «морской бой». Две девочки на первой парте что-то старательно списывали из одной тетрадки. У окна мальчик читал книгу без обложки, зажав уши руками. Изредка ребята поднимали глаза на меня, на отвечающего у доски. И снова погружались в свои дела и заботы. Правда, наглого, буйного шума, слышного в коридоре, не было. Ребятам не хотелось неприятностей. Просто они превратили мой урок в пустой урок.