Война - [4]
Моя жена по-прежнему на десять лет моложе меня, ей шестьдесят, но с виду больше, она причитает и горбится при ходьбе. Нет, это совсем не та двадцатилетняя девушка, что сидела на общественном унитазе: глаза, как два прожектора над островком подоткнутой юбки, стиснутые бедра и треугольник между ними, странный зверек. Теперь она старая, ко всему привыкшая и всем довольная, она проживает жизнь в этой стране и в этой войне, занятая своим домом, трещинами в стенах, возможными протечками в крыше, хотя крики войны раздирают ее слух, но в решающий момент она такая же, как все, и я радуюсь ее радостям, и, если бы она теперь любила меня, как любит своих рыбок и котов, я, может быть, и не стал бы подглядывать через ограду.
Может быть.
— С тех пор как я тебя знаю, — говорит она мне в тот вечер перед сном, — ты никогда не переставал подглядывать за женщинами. Я бы бросила тебя еще сорок лет назад, если б узнала, что ты пошел дальше. Но, как видишь, нет.
Я слышу ее вздох и, кажется, вижу облачко пара, взлетевшее над кроватью и накрывшее нас обоих:
— Ты был и остался безобидным бестолковым ротозеем.
Теперь вздыхаю я. Это смирение? Не знаю. Я решительно закрываю глаза, но все равно слышу ее слова:
— Сначала было трудно, я страдала, зная, что ты не только подглядываешь целыми днями, но еще и учишь детей в школе. Кто бы мог подумать, правда? Но я за тобой наблюдала, хотя, повторяю, только сначала, потому что убедилась: на самом деле ты никогда не совершал ничего предосудительного, ничего плохого, грешного, в чем бы нам пришлось раскаиваться. По крайней мере, я так думала или хочу так думать, Господи.
Тишину можно видеть, как и вздох. Она желтая, выделяется из каждой поры и поднимается к окну, словно туман.
— Меня огорчало это твое пристрастие, — говорит она и как будто улыбается, — но я к нему быстро привыкла, я забыла о нем много лет назад. Почему забыла? Потому что раньше ты всегда тщательно следил за тем, чтобы тебя не поймали, и я была единственной, кто знал. Помнишь, когда мы жили в том красном здании, в Боготе. Вспомни: ты днем и ночью шпионил за соседкой из дома напротив, пока не узнал ее муж. Он выстрелил в тебя из соседней комнаты, и ты сам мне говорил, что пуля взъерошила тебе волосы; а что, если бы он тебя убил, этот поборник чести?
— У нас не было бы дочери, — сказал я.
И рискнул, наконец, дать задний ход:
— Я, пожалуй, буду спать.
— Ты не будешь спать, Исмаэль; уже много лет ты засыпаешь, как только я хочу поговорить. Сегодня ты будешь меня слушать.
— Да.
— Я прошу тебя быть благоразумным. Ты должен помнить об этом, как бы ты ни состарился. То, что сегодня случилось, порочит не только тебя, но и меня. Я все слышала; я ведь не глухая, как ты воображаешь.
— Ты тоже вроде шпионки.
— Да. Шпионю за шпионом. Ты стал неосторожным. Я видела тебя на улице. Ходишь и пускаешь слюни, Исмаэль. Я благодарю Бога, что наша дочь и внуки живут далеко и не видят тебя таким. Какой стыд перед бразильцем, перед его женой! Ладно, пусть они делают, что хотят, каждый хозяин своему телу и дурным наклонностям, но то, что они поймали тебя, когда ты, как больной, подглядывал через ограду, — это позор, и он ложится и на меня тоже. Поклянись, что больше не полезешь на ограду.
— А как же апельсины? Кто соберет апельсины?
— Я уже подумала об этом. Только не ты.
Уже четвертый год девятого марта мы навещаем Ортенсию Галиндо. Это день, когда многие друзья стараются помочь ей пережить пропажу мужа, Маркоса Сальдарриаги, который теперь в объятиях Бога или божественной Глории, как шутили злые языки, намекая на Глорию Дорадо, его официальную любовницу.
Визит принято наносить ближе к вечеру. Полагается спросить, что нового, и ответ всегда один и тот же: ничего не известно. В доме собираются друзья, знакомые и незнакомые, пьют ром. На длинном дворе, заполненном гамаками и креслами-качалками, развлекается, пользуясь случаем, молодежь, в том числе близнецы, сыновья Сальдарриаги. А в доме мы, старики, окружаем Ортенсию и слушаем ее разговоры. Она уже не плачет, как прежде; можно подумать, что она смирилась, как знать, но на вдову она не похожа: говорит, что ее муж жив, и Бог поможет ему вернуться к своим; ей, должно быть, около сорока, хотя на вид и меньше; она молода душой и лицом и щедро одарена плотью, более чем пышной; Ортенсия благодарит нас за то, что мы не оставили ее одну в годовщину исчезновения мужа, благодарит довольно необычно: вознося хвалу Господу, она оглаживает ладонями грудь, два идеально круглых арбуза, и дрожит — я не знаю, один ли замечаю этот жест, но она повторяет его из года в год, а может, она просто указывает на свое сердце? как знать? последние два года здесь, в ее доме, даже играет музыка, и угодно это Богу или нет, но люди словно забывают о страшной участи пропасть без вести и даже о возможной смерти пропавшего. Люди забывают обо всем на свете, ничего тут не попишешь, особенно молодые — эти не помнят даже сегодняшнего дня и потому почти счастливы.
Так что в последний раз там были танцы.
— Давайте потанцуем, — предложила Ортенсия Галиндо, выйдя на освещенный двор, где молодежь собиралась в новые пары. — Маркос был бы рад. Он всегда был веселым человеком, таким и
Номер открывается романом колумбийского прозаика Эвелио Росеро (1958) «Благотворительные обеды» в переводе с испанского Ольги Кулагиной. Место действия — католический храм в Боготе, протяженность действия — менее суток. Но этого времени хватает, чтобы жизнь главного героя — молодого горбуна-причётника, его тайной возлюбленной, церковных старух-стряпух и всей паствы изменилась до неузнаваемости. А все потому, что всего лишь на одну службу подменить уехавшего падре согласился новый священник, довольно странный…
Такого Быкова вы читать не привыкли: современная проза с оттенком мистики, фантастики и исторического эксперимента. Сборник, написанный в лучших традициях Стивена Кинга («Зеленая миля», «Сердца в Атлантиде»), рассказывает истории за гранью: вот скромный учитель из Новосибирской области борется с сектой, вербующей и похищающей детей; вот комиссар победившей в будущем Республики собирает Жалобную книгу из рассказов людей, приговоренных к смерти; вот американец с множественным расстройством личности находит свою возлюбленную — с аналогичным заболеванием. Новые рассказы Дмитрия Быкова сопровождаются переизданием маленького романа «Икс», посвященного тайне Шолохова.
«Сто лет минус пять» отметил в 2019 году журнал «Октябрь», и под таким названием выходит номер стихов и прозы ведущих современных авторов – изысканная антология малой формы. Сколько копий сломано в спорах о том, что такое современный роман. Но вот весомый повод поломать голову над тайной современного рассказа, который на поверку оказывается перформансом, поэмой, былью, ворожбой, поступком, исповедью современности, вмещающими жизнь в объеме романа. Перед вами коллекция визитных карточек писателей, получивших широкое признание и в то же время постоянно умеющих удивить новым поворотом творчества.
Марк и Карен Брейкстоуны – практически идеальная семья. Он – успешный финансист. Она – интеллектуалка – отказалась от карьеры ради дочери. У них есть и солидный счет в банке, и роскошная нью-йоркская квартира. Они ни в чем себе не отказывают. И обожают свою единственную дочь Хизер, которую не только они, но и окружающие считают совершенством. Это красивая, умная и добрая девочка. Но вдруг на идиллическом горизонте возникает пугающая тень. Что общего может быть между ангелом с Манхэттена и уголовником из Нью-Джерси? Как они вообще могли встретиться? Захватывающая история с непредсказуемой развязкой – и одновременно жесткая насмешка над штампами массового сознания: культом успеха, вульгарной социологией и доморощенным психоанализом.
Эндрю живет в небольшой квартире в Лондоне и работает в муниципалитете, в отделе регистрации смертей. Мало того что работа специфическая, Эндрю еще приходится изо дня в день поддерживать среди коллег миф о своей якобы успешной жизни. При приеме на работу он, не расслышав вопроса, ответил «да» вместо «нет», когда его спросили, женат ли он. С годами Эндрю создал целый вымышленный мир, где у него есть особняк, любимая жена и двое детей. Ситуация осложняется, когда в отдел Эндрю приходит новая сотрудница Пегги.
Сборник «Мышиные песни» — итог размышлений о том о сем, где герои — юродивые, неформалы, библиотекари, недоучившиеся студенты — ищут себя в цветущей сложности жизни.
Повесть посвящена острой и актуальной теме подростковых самоубийств, волной прокатившихся по современной России. Существует ли «Синий кит» на самом деле и кого он заберет в следующий раз?.. Может быть, вашего соседа?..
В рубрике «NB» — очерк американского писателя Ричарда Престона (1954) «Война с вирусом Эбола» в переводе А. Авербуха. Хроника эпидемии, и впрямь похожая на фронтовые сводки. В завершение очерка сказано: «Человек как вид обладает в этой войне определенными преимуществами и может использовать средства, вирусу недоступные. Среди них осведомленность, способность к коллективным действиям, готовность к самопожертвованию — все это свойства, позволившие нам освоить планету. Если вирус Эбола способен меняться, то способны меняться и мы, и даже, может быть, еще быстрее».
Рубрика «Переперевод». Известный поэт и переводчик Михаил Яснов предлагает свою версию хрестоматийных стихотворений Поля Верлена (1844–1896). Поясняя надобность периодического обновления переводов зарубежной классики, М. Яснов приводит и такой аргумент: «… работа переводчика поэзии в каждом конкретном случае новаторская, в целом становится все более консервативной. Пользуясь известным определением, я бы назвал это состояние умов: в ожидании варваров».
Несколько рассказов известной современной американской писательницы Лидии Дэвис. Артистизм автора и гипертрофированное внимание, будто она разглядывает предметы и переживания через увеличительное стекло, позволяют писательнице с полуоборота перевоплощаться в собаку, маниакального телезрителя, девушку на автобусной станции, везущую куда-то в железной коробке прах матери… Перевод с английского Е. Суриц. Рассказ монгольской писательницы Цэрэнтулгын Тумэнбаяр «Шаманка» с сюжетом, образностью и интонациями, присущими фольклору.
Во вступлении, среди прочего, говорится о таком специфически португальском песенном жанре как фаду и неразлучном с ним психическим и одновременно культурном явлении — «саудаде». «Португальцы говорят, что saudade можно только пережить. В значении этого слова сочетаются понятия одиночества, ностальгии, грусти и любовного томления».