Война - [90]

— С вами иначе не получается! — засмеялся тот.

Продолжая браниться, они все же помогли нам забраться в кузов. Грузовик грохоча и дребезжа двинулся дальше. Моя нога лежала на прыгающих досках. Я подтянул ее и положил на левое колено. Но так сидеть было неудобно. Я обхватил ногу руками. Так было еще хуже.

— Подождите-ка, — сказал молодой солдат, сел к борту, взял мою ногу и положил себе на колени. Я действительно почувствовал облегчение, хотя, вероятно, не столько от удобного положения, сколько от его доброты.

Так мы прибыли в Сен-Кантен, а оттуда с эшелоном легкораненых отправились дальше. Я побывал в разных лазаретах. И повсюду мне делали рентген ноги.

— Трудная операция! Постарайтесь попасть к специалисту!

 Так, через несколько дней я попал в гарнизон. Снова рентген.

— В операционную!

Санитар доставил меня туда. Меня вымыли и сделали обезболивающий укол в ногу. Было очень больно. Второй укол оказался менее болезненным.

Сестра держала у меня перед лицом какую-то тряпку, чтобы я ничего не видел.

Я чувствовал, как врач режет мою ногу.

— Еще не закрывать, сестра! Чего только у вас тут нет: хороший осколок снаряда, осколки кости, кусок кожи и кусок шерсти или еще чего-то от чулка.

VI

Выздоровление шло медленно. Раздробленные осколки ноги выходили с гноем один за другим. Врач каждый день вытаскивал пинцетом из раны по нескольку кусочков. А затем вкладывал ватный тампон, чтобы рану не затянуло раньше времени. Мне наложили деревянную шину. С ней хотя и с трудом, но я все же мог передвигаться.

— В отделении для офицеров со вчерашнего дня лежит лейтенант Ламм, — сказал санитар. — Он справлялся о вас.

Я заковылял к нему.

Ламм, очень бледный, лежал в постели. У него на руке был перебит нерв, и пришлось сшивать нервные окончания. Теперь, после этой операции, его мучили адские боли.

У меня начался жар. Следующие дни я не вставал с постели. Врач, делая перевязку, неожиданно сказал:

— Нашелся-таки нарушитель спокойствия! Осколок перекочевал и намерен выйти здесь.

Он легонько постучал пинцетом. Я почувствовал боль.

— Санитар! В операционную! Сделаем небольшой надрез кожи. Сразу не станет ни осколка, ни жара.

VII

Рана заживала с болями. Часто подымалась температура и то и дело укладывала меня в постель. Образовалась фистула в кости; она постоянно нагнаивалась, и мелкие косточки продолжали выходить.

Однажды во второй половине дня пришел Хензель. Он сел ко мне на кровать.

— Я думал, ты на фронте, — сказал я.

— Я в отпуске. — Он устремил на меня странный, застывший взгляд, который словно бы пронзал меня насквозь. — Ты замечаешь признаки?

— Какие признаки?

— Старый порядок рушится.

Сестра принесла мне пакетик. Что в нем? Из моего полка? Я хотел отложить пакетик в сторону, но Хензель сказал:

— Вскрой его!

Там была плоская коробочка с серебряным крестом на крышке. Я открыл ее. В ней лежал, отливая по краям серебром, Железный крест первой степени. И тут же — бумага с коротким поздравлением от полковника.

— Я рад за тебя! — сказал Хензель и еще раз, как-то вдруг по-детски радостно заглянул в коробочку.

Через два дня Хензель пришел опять. Я встал; в такой жаркий день в постели не лежалось. Мы пошли в сад. Я сел и положил ногу на скамью. Хензель уселся на стул напротив. Он стал еще здоровее с виду.

— Через два дня мне снова на фронт, — сказал он мрачно. — Дело, понимаешь, не в моей жизни — хотя я ее, конечно, люблю, — а в том, что вообще людей заставляют воевать.

Он наклонился ко мне.

— Перебегу при первой же возможности!

Дела на поправку шли у меня туго. Боли не проходили, рана гноилась.

«Хоть бы уж она закрылась наконец! — думал я. — Тогда мне прежде всего придется заново учиться ходить. Пальцы на ногах совсем перестали гнуться».

Наконец из ноги извлекли еще несколько косточек, после чего рана стала быстро заживать.

В начале октября я снова был годен к строевой службе и получил короткий отпуск на родину.

После посещения Хензеля я больше ничего о нем не слышал. Может, он перебежал? Вообще-то он никогда не писал писем. Но все же я беспокоился. Для того, кто не хочет воевать, перебежать — это, верно, стоящее дело. Но сдаваться в плен! Чтобы тебя держали под стражей, за колючей проволокой!

Крах

I

— Надо подумать, как достать дополнительный транспорт, — сказал мне лейтенант в канцелярии запасного батальона.

Меня удивил его тон. «Похоже, он из очень робких», — подумал я.

Мы вышли на казарменный двор. Ротные фельдфебели построили солдат и доложили. Не хватало около пятидесяти человек. Те, что были здесь, держали в руках большие пакеты, в строю стояли в беспорядке и переговаривались друг с другом.

Мы ждали. Из недостающих подошло только трое. «Ну и порядочки в этом запасном батальоне!» — подумалось мне.

— Об отсутствующих будет доложено господину майору! — сказал лейтенант. — А теперь мы должны выступить в поход.

На вокзале во время посадки люди переругивались: теснота, не хватало места.

Лейтенант взял меня в свое купе. Поезд отошел.

— Неутешительные новости, — сказал он спустя некоторое время. — Положение на фронте довольно скверное.

— Я не следил за передвижением войск на фронте, господин лейтенант.