Война никогда не кончается - [25]

.) на заживление шкуры.

Мы сидели, тянули холодный "Карлсберг" и вспоминали минувшие дни. Ливан и все, что мы там пережили, казались нам ужасно далеким, хотя прошло всего полтора года. Мишаня сообщил, что нас должны послать на блокпосты. Он обещал, что постарается устроить всех на один пост и сказал, что будет нас навещать.

На следующее утро Мишаня отбыл к месту несения службы, а мы погрузились в автобус, идущий в сторону Хайфы. Сидячих мест не было и мы стояли зажатые в хвосте. Леха рассказывал о недавней поездке на Украину. В переполненном автобусе многие русскоязычные пассажиры прислушивались. Леха заметил это и подмигнул нам, повысив голос, "Так вот, продолжил он, в трамвае еду, входит мужик с автоматом - шаровары, усы, словом, щирый украинец: - А ну, хто мэни скажэ, котра годына?

Bесь трамвай испуганно молчит. Hаконец с одного из сидений приподнимается негр и дрожащим голосом говорит:

- Сим хвылын на восьму, дядьку!

- А ты, сынку, сидай - я й так бачу, що ты нэ москаль!

Половина пассажиров прыснули со смеха; посреди всего этого невозмутимо стоял Габассо, дожидаясь объяснений. Русский он знал, а вот в украинском, был пока не силен. Мы втолковали Габассо в чем дело, теперь все уже молчали, ржал один Габассо. Наконец вывалившись на нашей остановке, мы пошли пересаживаться. Когда мы поднялись в автобус, сразу поняли, что случился очередной терракт. Из динамика над водительским сидением громко бубнило радио, каждые несколько минут передавая количество убитых и раненых, цифры все время росли. Каждый входящий в автобус натыкался на настороженные взгляды пассажиров; хмурый водитель как будто просвечивал глазами сумки входящих. Наконец передали выпуск новостей. Террорист-самоубийца взорвался в иерусалимском автобусе, пока, насчитали двенадцать погибших, среди них трое детей.

Hа базу мы приехали подавленные, из-за терракта и последующих пробок опоздали многие. В основном, здесь были те, кто служил с нами срочную, но присутствовали и мужики постарше. Все очень обрадовались; мы долго хлопали друг друга по плечам и рассказывали новости. Как будто время отмотали на полтора года назад. Наконец роту собрали. Временно командовали четыре девятнадцатилетние сержантки. Нашему взводу досталась особенно вредная, по имени Аелет. Она очень старалась "руководить", пока вела нас в каптерку получать форму. Hарод вяло отшучивался. Собрав взвод, сержантка объявила - она будет командовать до завтра, а перед стрельбищем передаст нас "нормальным" командирам. Потом потребовала составить список личного состава.

Народ толпился около стенки склада передавая друг другу ручку. Леха написал свое имя, подмигнул нам и вывел строчкой ниже ивритскими буквами русские слова: ХОЛОДИЛЬНИК САМОРАЗМОРАЖИВАЮЩИЙСЯ. В иврите, почти нет гласных, поэтому такое выражение является для израильтян зубодробительным, шутка была проверена годами проведенными в израильской школе и каждый раз срабатывала безотказно.

Сержантка, получив лист, начала зачитывать имена; дойдя до "холодильника", Аелет запнулась, глядя в список. Потом осторожно, как человек пробующий лед ногой, прежде чем ступить на него, попыталась выговорить "имя":

- Хо-л-длу-нк! - она с надеждой подняла глаза, но строй был нем.

- Хол-ди-ли-ник! - вторая попытка тоже безуспешна.

Кое-кто уже открыто засмеялся, тогда она сделала страшную ошибку и попыталась прочитать фамилию этого "не русского" солдата. Сначала попробовала прочитать сходу, но быстро увязла в согласных:

- Сморзмрживщсссь! Хорошо, что мы стояли позади - сержантка не видела, как нас качало от смеха. Аелед покраснела и снова пошла на штурм непонятной фамилии, на этот раз по слогам:

- Смо-рзмрж-ив-йщ-си-я!- выпалила она с видом человека, прожевавшего горстку камней.

Мы сдерживались из последних сил. В соседних взводах перекличка закончилась, народ заинтересованно прислушивался, мы шатались, зажимая рот позади взвода, местные тоже прикалывались.

Сержантка исподлобья оглядела строй, бурея лицом, и попробовала еще раз вернуться к имени:

- Хулудиланк!- стоявшие сзади попадали в пыль, дрыгая ногами; только первый ряд для приличия пытался стоять.

Тогда она приняла мудрое решение прочитать весь список; если кто останется, значит он и есть этот страшный "хулдул..." тьфу, холодильник, короче. В конце никто естественно не отзывался. Она долго, громко возмущалась и не хотела отпускать нас на обед, но мы просто ее проигнорировали. Резервисты мы, или срочники какие-нибудь!?

База служила учебкой для одной из пехотных бригад. Вокруг пулями летали задерганные курсанты, павлинами ходили сержанты и сержантки, командиры учебных взводов.

В столовой, на лестнице стояла группка хасидов в черных шляпах и сюртуках, они предлагали каждому помолиться в честь праздника Ханука и пожертвовать денежку на их религиозные нужды; если солдат кидал мелочишку в копилку, откуда-то из глубины сюртука торжественно извлекалась бутылка копеечной водки "Тройка" и спонсору накапывали несколько капель в одноразовый стаканчик. Мы остановились на лестничной площадке, позади хасидов, поджидая отставшего Габассо. Ручеек курсантов торопливо обтекал эту, не совсем уместную здесь, группу. Светские шарахались от них, ускоряя шаг, религиозные, в основном, давали какие-то медяки и получив стакан, делали вид что пьют: подносили ко рту и с гримасой бросали в урну. В очереди на лестнице выделялся здоровенный курсант, такой типично русский парень, блондин, нос картошкой. Приблизившись к хасидам, он торжественно выудил из кармана полшекеля и опустил в копилку. Потом, под бормотание хасида "будьздоровдаблагословиттебягосподь", наложил свою лапищу на руку наливавшего водку. Нацедив полный стакан, он так же торжественно поднес его ко рту и выпил.