«Я рождался не в муках, не в злобе, девять месяцев – это не лет.»
В. Высоцкий
Чего я такой уродился? Ну, как чего, просто в тот день, слесарь Васька, темляк ему в зад, опять пришел с похмелья. Ручки у него ходуном ходили, вот он и напортачил с заготовкой, лайнер слишком длинный вышел. А потом, сборщица Елена Петровна, чтоб у ней режущая кромка отсохла, со своим, видно, поссорилась, материла его, материла, и мне винт перетянула. Да так перетянула, что деревянная накладка хрясть, и треснула, правда почти не заметно. Так что, «Мама не старалась, да и папа не хотел» про меня сказано. Хорошо, хоть остальные не обидели, лезвие заточили, спуски вывели, пескоструйкой обработали, серийный номер впечатали 4915. И вперед, в бумажку вощеную, да в магазин. А вот соседу моему 4914 совсем не повезло, Васька ему лайнер, слишком короткий сделал, лезвие совсем не фиксировалось. Надо заметить, что контроль качества мы оба проскочили, да и не было толком, никакого контроля. Так и попали в магазин, на полку.
В магазине, продавщица, Нинка, за стойкой всю смену зевает, когти свои полирует. Такая зараза. В нашем брате она ни бельмеса не понимает, только и умеет, что баки заливать. Не то, что другой продавец, Андрей. Это и достанет иногда, и тряпочкой лезвие отполирует, а однажды у одного из соседей пятнышко ржавое нашел. Так он его три дня смазывал, протирал, пока не извел заразу. Добрый он, Андрей этот, нож, с большой буквы, не то, что Нинка.
Хорошо хоть хахаль ейный редко приходит. А то, как притащится, сразу давай ножи лапать. Нет, чтоб купить, только балуется, а у самого лапы жирные, противные.
В остальном, жизнь у нас, в магазине спокойная была. Зайдет иногда покупатель, Нинка ему на уши лапши накидает, декольте свое выставит, грудями на прилавок ляжет и грузит, мол, эта сталь самая-самая, потому и цена такая. А покупателю уже и не до цены, зенки вылупил, все взять готов. Обычно она им иностранцев всяких впаривала, они на полках вдоль стен помещались, у каждого своя квартира-ячейка, буржуи, одним словом. А на нашей полке, под надписью «отечественные производители» тишь, да гладь. Мужики нормальные подобрались. Справа амбалы здоровенные лежат, свинорезы. Имечко у них, специально не придумаешь: «Смерть фашистам!». Кто такие эти фашисты, хрен его знает. 4914 говорил, это ржа такая, свели ее, говорит, сто лет назад, а ножи в ее память назвали. Слева, братья складники лежат, типа нас, только их нормальный слесарь делал, не похмельный.
Под нами, чурки навалены. Целая полка шелупони всякой не русской. Понаехали тута, понимаешь, косоглазые, со своего Китая. Мы на них иногда плюемся с высоты, чтоб место знали. Когда мы, с 4914 обжились малость, перезнакомились, прибегает девка какая-то. На Нинкино декольте, ноль внимания. – Мне, – говорит, – подарок для мужчины нужон. – А у самой, денег, только на какого-нибудь чернообушного, или косолезвийного, с нижней полки. Нинка ей насыпала с десяток «не русских». А та:
– Это что, Китай? Не, Китай не возьму, у них качество ужасное. Покажите лучше того, деревянненького!
А сама в 4914ый пальцем тычет. Ну и забрала моего друга. Я загрустил, что говорить. Нет, на здоровье, я ему только самой сладкой ножевой жизни желал. Но тоскливо стало. А следующий день все наперекосяк пошло. С утра парень приперся. Кладет на прилавок коробку, открывает, а там труп. Одного из этих, «Cмерть фашистам», которые. Да не просто труп, а расчлененка, лезвие на несколько кусков сломано. Мы всей полкой ахнули. А один складничок прослезился, «Чикатило!» кричит. Но мужик и не услышал, с Нинкой препирался.
– Я, – орет, – руками его сломал! Что это за сталь такая!? Чтоб руками ломалась!!!
Ну, на Нинку особо не покричишь, она ему говорит:
– Гражданин, если вам руками больше делать нечего, так для таких как вы онанизм, изобрели.
Тот, аж слюнями поперхнулся.
– Возвращай его производителю, – кричит, – нехай он разбирается, пускай деньги возвращают.
Не на ту нарвался, ножеубийца проклятый, тут тебе за трупы ножей, невинно убиенных, деньги не выплачивают. Выпроводила его Нинка, самого послала к производителю. А через два часа, вчерашняя баба прибегает, с ухажером своим. Принесли 4914ого, и давай орать, мол, брак, лезвие не фиксируется. А где ж ему, болезному, фиксироваться, если Васька, чтоб у него бонки повылазили, лайнер короткий сделал.
Ну, Нинка им говорит:
– Сейчас поменяю, у нас вон, еще один такой лежит.
И меня на прилавок, хлоп.
Я уж испугался, но тут мужик на буржуинов залип. Доплатили они в десять раз больше и какого-то иностранца унесли. А 4914ого Нинка, оторва, в конверт сунула, и обратно на завод. Про меня забыла, и давай когти свои полировать. Я лежу рядом, тоскую. Тут эта дура возьми и банку ацетона переверни. Я аж захлебнулся. Как глотнул, все. Поплыл. Она меня в коробку сунула, я потом всю ночь песни орал, шарниром скрипел, порывался чуркам плашки резать. Спасибо соседям, удержали.
А утром, похмелюга такая, аж шпенек изогнуло. И полечиться нечем. Хорошо, Андрея смена была. Посмотрел он на меня, вытащил, да и накапал на опохмел маслица. Полегчало немного. Потом пацан зашел, веселый такой. Посмотрел, походил и говорит:
