Война на три буквы - [56]

Из-за моей спины выбегает командир. Орет, чтоб замолчал. Спустя несколько секунд понимаю: командир недоволен тем, что кто-то устроил съемку на блокпосту.

— Мы когда увидели, что камера на нас направлена, собирались стрелять. Но вам повезло, — грозно говорит командир.

Камеру выключили, офицер смягчился. Повздыхал, махнул рукой и даже спросил — чем нам можно помочь.

Едем по украинской территории. После общения с Володей и с его командиром в душе что-то происходит. Что? Володе, должно быть, влетит. Нет, не то... Ловлю себя на том, что здесь не страшно. Вдруг понимаю, в каком напряжении находилась все то время, проведенное в армии боевиков ДНР. В Святогорске, Изюме и даже в только что освобожденном Славянске легче дышать. Исчезло чувство, будто в любой момент могут арестовать, отправить в подвал, убить. В часы, проведенные на украинской стороне, я чувствовала себя в безопасности. И мир стал немного иным: другое солнце, другие ласточки над вечерним городом.

Но предстоит путь назад — в Донецк. В тот город, куда на днях вошла «армия» «министра обороны» ДНР Игоря Стрелкова.

Темная сторона

Дорога в Донецк. Такое ощущение, что асфальт расчерчен красками флагов: сперва желто-голубыми, затем черно-сине-красными полосками. Иногда полосы белые. От Изюма до Краматорска тянется украинская лента, а от Краматорска до Дружковки — нейтральная полоса. Населенные пункты в этой зоне покинуты «армией» ДНР, но украинских военных там практически нет. Хотя случаются перестрелки. И вот очередной кордон — горловский блокпост.

Граница ДНР. В висках вновь стучит тревога. Вжимаюсь в кресло. К нам подходит пацанчик в спортивных штанах. На шее автомат. Говорит, что тоже журналист — «стрингер телеканала Вести 24» и, по совместительству, «ополченец». Громко сообщает, что наша группа — не угодные «Новороссии» журналисты. К нашей машине тут же подходит мужик в камуфляже и, снимая с плеча автомат, с совершенно серьезным лицом спрашивает:

— Расстрелять?

Парень трясется от смеха и объясняет автоматчику, что это была шутка.

Мне опять не смешно, я вижу, как такие же автоматчики вытряхивают из соседней машины молодого парня. Им показалось, что он что-то не так сказал. Поэтому стараюсь не подавать признаков жизни, вжимаюсь в кресло, молчу. В горле ком. К счастью, шутники нас пропускают.

Приехали. В Донецке мгла, в Донецке Гиркин (он же — Стрелков). Идет дождь, город как будто обернули серой клеенкой, через которую не могут пробиться лучи света. В этом неприютном царстве предстоит найти ночлег. Гостиница, в которой я останавливалась еще несколько дней назад, закрыта. Она находится слишком близко к зданию СБУ, где нынче обустроился Игорь Стрелков, и теперь там дислоцируются боевики «армии»

ДНР, прибывшие из Славянска. Оказывается, этот отель вчера шерстили вооруженные люди — проверяли постояльцев с украинскими паспортами. Соседнюю гостиницу уже тоже заселили «ополченцы».

Шепот города

Иду по центру под дождем. Возле СБУ собрались женщины. Одна из них держит в руках увесистую сумку, из которой торчит пара сапог и свитер. Ее сына задержали бойцы ДНР за то, что он шел по улице без документов, и отправили на «исправительные работы» — рыть окопы на окраине Донецка.

— Я-то не против, чтобы он это делал, но он же в одной майке был, а сейчас холодно! — жалуется женщина, узнав, что перед ней журналист. — Это же бессовестно, просто с улицы людей забирать. Сделали бы хоть какое-то объявление, что ли...

Чем я могу помочь? Пытаюсь отыскать знакомое кафе. Закрыто. Следующее тоже закрыто. Наконец удается отыскать работающее заведение. Складываю зонт, заказываю капучино и бутылку облепихового сока. Сок прячу в сумочку, а кофе пью маленькими глотками — греюсь и слушаю шепот города. За соседним столиком всхлипывает девушка. Тихо говорит кому-то по телефону:

— Представляешь, его забрали ополченцы. Просто пришли и все... Почему это с нами происходит?

— Когда только приехали ребята из Славянска, они прямо так — с оружием, в форме — пошли в главный торговый центр, — бубнит мужик слева. — На следующий день торговый центр закрылся. Город вымирает. Еще две недели назад донецкая толпа гудела иначе. Об «ополченцах» часто рассказывали с восторженным придыханием. А теперь само слово «ополченцы» произносят как будто с брезгливостью. И еще — со страхом. Куда ж без него. Дончане понимают, что с приходом Стрелкова их город потерял свободу, и в любой момент здесь может начаться то же, что в Славянске. Никто толком не понимает, за что воюет «армия» ДНР.

Капучино согревает. Я вспоминаю Пограничника, вспоминаю гвардейца Володю. И вдруг осознаю совершенно отчетливо, почему «ополченцы» неминуемо потерпят поражение. Потому что мечты Пограничника — это мечты о войне и нескончаемой исторической реконструкции. А мечты голубоглазого Володи с блокпоста под Славянском — это мечты о мире и новой жизни.

— Будет, как в Славянске, — шепчет голос слева.

— Повторить? — спрашивает официант, забирая пустую чашку.

Вздрагиваю. Слишком уж символичен вопрос.

— Ни в коем случае, — отвечаю.

Не надо повторять. Если можно. Я не хочу, чтобы этот официант, мужик слева или крашеная блондинка за дальним столиком пережили то, что пережили жители Славянска. И в который раз понимаю, что ничем этим людям помочь не могу.