Война Катрин - [57]

15 августа, когда мы с Кристиной лущили горох и, навострив уши, ловили сквозь треск далекие волны, а Антуан пил кофе, закрыв глаза, чтобы лучше расслышать доносившийся издалека голос, Би-би-си торжественно объявила: «Париж освобожден!» Горошек раскатился по столу, упали стулья, так резко мы все разом вскочили, Антуан опрокинул чашку. Как же мы были счастливы! Мы пустились в пляс, Антуан ухитрялся одной рукой подхватывать и крутить нас обеих. У меня закружилась голова от того, что меня обнимали за талию, целовали в шею, в щеки, в волосы. Своими танцами и смехом мы разбудили Катринетту, и она заплакала. Кристина взяла ее из кроватки, чтобы она поплясала с нами. Антуан спустился в погреб, принес бутылку полынного ликера и до краев наполнил три рюмки зеленой, пронизанной солнцем жидкостью. Понадобилось не меньше часа, чтобы мы наконец утихомирились и снова уселись за стол, оглушенные, усталые и счастливые благодаря потрясающей новости.

Париж свободен, значит, конец войне. Война кончилась, значит, возвращается мирная жизнь, хотя и не такая, как довоенная. Мы никогда уже не будем прежними. Антуан останется инвалидом, будет копать землю одной рукой. Кристине будет сниться, как она боялась за мужа, боялась остаться вдовой с сиротой на руках. А мне придется расстаться еще с одной частичкой моей жизни и снова пуститься в путь. Я уж не говорю о смертях, потерях, страхах, ожиданиях, которые пришлось пережить.

Восторженное безумие, охватившее нас, понемногу угасло, мы сидели, слушали воркование малышки и не знали, чего ждать завтра. Странное ощущение. Все последнее время мы, несмотря на войну, жили в относительном покое, а известие о мире нарушило этот покой. Не надо больше выжидать, можно действовать, выбирать свой путь. Не надо бороться с врагом, можно строить что-то неведомое, хорошее…

Сразу после ужина я поднялась к себе в комнату, села на кровать и решила: пора ехать. Немедленно! Чего еще ждать? Париж свободен.

Кристина постучалась ко мне в дверь. Я не сразу отозвалась, погрузившись в мечты и тревоги. По ее лицу я поняла: она пришла с дурными вестями. Их принес один партизан, который был в отряде Антуана. Он прибежал к нам, как только узнал сам. Париж еще не освободили, новость ложная. Даже если на севере немцы отступили, здесь они хозяйничают по-прежнему. Ему это подтвердил брат, час тому назад они говорили по телефону. «Обсудим все завтра утром», – сказала Кристина и вышла, закрыв за собой дверь, а я так и сидела на кровати, не шелохнувшись.

Я сидела долго, потом все-таки встала, открыла шкаф, оглядела свою одежду и стала думать, куда бы ее сложить: мой рюкзачок был для нее теперь слишком мал. Кристина подарила мне несколько платьев и блузок и даже две вышитые простыни («Тебе на свадьбу!»). Я достала свои кассеты с пленками, которые предстояло проявить, их оказалось двенадцать штук. Собрала проявленные и те фотографии, которые успела напечатать. А потом села и при свече, горящей на столике возле кровати, стала прокручивать кадры своей жизни последних двух лет.

Спать я не могла, нужно было принять решение, и я его приняла: уезжаю. Как можно скорее. Даже если Париж не освободили. Освобождение – дело ближайших дней. Я еду в Париж, в квартиру, где мы жили, а потом, когда встречусь с папой и мамой, съезжу в Севр. Может быть, снова там буду учиться, но главное, проявлю пленки. Потом я увижусь с Этьеном, с Алисой и вообще со всеми, кто так великодушно принимал меня под свой кров. Кто меня любил.

Париж освободят. По-другому и быть не может.

За завтраком я почувствовала, как насторожены Кристина с Антуаном. Мы ели молча. Тишину нарушало только звяканье ложек о чашки – предгрозовую, насыщенную электричеством тишину. Первой заговорила Кристина:

– Погоди всего несколько дней, ждать осталось недолго. Париж освободят, ты сама понимаешь. И я обещаю, мы поможем тебе уехать, как только будет можно.

29

Но для меня после ночных раздумий вопрос был решен: уезжаю. Мне пора. Откладывать нет никакого смысла. Не надо меня уговаривать, я не пойду на попятный. Париж вот-вот освободят, и я буду к нему гораздо ближе, если уеду прямо сейчас.

Антуан и Кристина внимательно выслушали меня и ничего не возразили. Чувствовали: меня уже не остановить.

Если уйти можно только пешком, уйду пешком.

Я согласна была подождать, только пока Антуан свяжется с товарищами и попросит помочь мне поскорее добраться до севера Франции. Поезда ходили кое-как или вообще не ходили, а отсюда до столицы почти тысяча километров. Антуан пообещал, что найдет возможность переправить меня самым надежным образом. Сказал, что понадобится несколько дней, чтобы организовать мой отъезд.

Кристина постучалась, вошла и протянула мне холщовый заплечный мешок. Она сшила его тайком от меня и даже вышила в уголке: Катрин. Потом помогла уложить в него вещи. Мы обо всем договорились. Как только Антуан найдет мне помощников, я уеду. Мы уселись с Кристиной рядышком на кровать и стали вспоминать нашу жизнь, долгие месяцы, которые провели вместе. Вспоминали все самое забавное, трогательное, гнали от себя мрачные тени. Мы вдруг поняли, что ни разу не поссорились, даже не поспорили.