Война и честь - [351]

— Вы будете приятно удивлены, моя дорогая, — сказала ей Эмили. — Мы с Самантой ведем долгие и увлекательные беседы о различиях между Народом и нами, двуногими.

— Вот как? — Хонор была заинтригована.

— О да. — Эмили тихонько рассмеялась. — К счастью, мне пришлось только научиться читать её знаки. Она прекрасно понимает мою речь, и это очень хорошо, потому что с одной рукой объясняться знаками мне было бы затруднительно. Бедный Хэмиш так занят то одним, то другим, что у нас с Самантой было время спокойно посплетничать “по-девчоночьи” у него за спиной. Просто поразительно, насколько... тонкие наблюдения в его адрес она делает.

— “Наблюдения”, говоришь? — Хэмиш взглянул на нее подозрительно.

Никто не собирается выносить сор из избы, дорогой, — заверила его Эмили. — Хотя Саманта сделала несколько интересных и точных замечаний касательно бестолковости людей в целом.

— Каких замечаний? — спросила Хонор.

— Главным образом относительно неизбежных различий между расой эмпатов и телепатов и расой мыслеслепых, — ответила Эмили, и тон её почему-то сделался очень серьезным. — К слову, — тихо продолжила она, — одним из самых впечатляющих комментариев, которые я услышала, был такой: по меркам древесных котов, если два человека не признаются в чувствах, которые они испытывают друг к другу, это безумие.

Хонор, ошеломленная неожиданным поворотом беседы, оцепенела, вжавшись в кресло. Ей хотелось повернуть голову и увидеть Хэмиша, но она не решалась. Она могла лишь не отрываясь смотреть на Эмили.

— Конечно, наши общества различны, — продолжила Эмили, — поэтому между ними не может быть прямых соответствий. Но чем больше мы с ней говорили, тем лучше я понимала, почему раса эмпатов считает именно так. Знаете, они правы. Если два человека глубоко любят друг друга, и не желают обидеть кого-то третьего, и обрекают себя на страдания и горькое несчастье лишь потому, что общество двуногих мыслеслепо, это хуже, чем бессмысленно. Это не просто глупость, это безумие. И от того, что эти двое мучают себя лишь потому, что они такие замечательные и ответственные люди и согласны скорее страдать сами, чем причинить страдания другим, они не становятся менее безумны. Возможно, этими двумя людьми можно глубоко восхищаться... и доверять им во всем. Но если бы они задумались, то, возможно, поняли бы, что человек, которого они хотят уберечь от боли, знает, какую боль они причиняют себе. И может быть, этому человеку так же не хочется служить причиной их страданий, как им — причинять боль ей. Будь они не людьми, а древесными котами, все трое знали бы, что чувствует каждый из них. И знали бы, что ни один из них никого не предает, если он — любящий и заботливый человек... желающий дарить свою любовь.

Сидя в кресле жизнеобеспечения, Эмили ласково улыбнулась Хэмишу и Хонор.

— Знаете, я много размышляла об этом, — сказала она, — и пришла к выводу, мои дорогие, что древесные коты — на редкость здравомыслящие личности. Полагаю, если бы вы побеседовали с ними — или хотя бы друг с другом, — вы пришли бы к тому же самому заключению.

Она снова улыбнулась им, и кресло жизнеобеспечения беззвучно отъехало от стола.

— Может быть, вам захочется поразмыслить об этом, — сказала она перед тем, как кресло пересекло порог комнаты. — А пока я отправляюсь в постель.