Вован и Лексус. По ком звонит телефон - [101]

.

Конечно, это была полная чушь. Скрипке не хватало только добавить, что мы пытали его электрошокером через телефон. После такого репутацию певца уже трудно будет восстановить.

Еще с одним подобным «деятелем культуры», а именно писательницей-хамелеоном, мы столкнулись в конце июня 2017 года.

19 июня вышло скандальное интервью журналиста Сергея Гуркина с нобелевским лауреатом по литературе Светланой Алексиевич. Большая часть разговора была посвящена внешней политике России и отношениям с Украиной. В частности, Алексиевич заявила, что не считает майдан государственным переворотом, и добавила, что понимает мотивы убийц украинского писателя Олеся Бузины. Писательница даже посчитала возможным отменить на некоторое время на Украине русский язык, чтобы «сцементировать нацию». Хотя сама пишет на русском.

Однако несмотря на то что журналист опубликовал диктофонную запись интервью, Алексиевич заявила, что ее слова переврали и вырвали из контекста. На женщину обрушилась волна негодования.

Нам было интересно понять, действительно ли нобелевский лауреат настроена так кровожадно. Мы набрали белорусский номер Алексиевич. Писательница в этом время находилась у себя на даче. Лексус представился министром культуры Украины Евгенией Нищуком.

П. — пранкер.

А. — Светлана Алексиевич.

П.: Я по поручению президента Порошенко хотел бы вас поблагодарить за поддержку. Мы понимаем, какое сильное давление идет на вас.

А.: Ой, да, грязи столько, с этим интервью как бы проблема. Они вырывают куски, потом это все… Ой, мне даже не хочется говорить об этом.

П.: Что-то у них случилось с их президентом, что-то с головой, и оно переключилось на всех остальных.

А.: Да, да, да.

П.: Не переживайте. Я хотел бы вас пригласить в Киев.

А.: Это надо подумать — когда. Я же сейчас живу в очень жестком графике, буквально через 4 дня я улечу сначала в Брюссель, там у меня в Европарламенте встреча, а потом в Италию.

П.: Мы вам организуем встречу с президентом.

А.: Да, давайте. Я думаю, что июль у меня… и август более-менее свободные.

П.: Мы хотим вам вручить орден Небесной сотни.

А.: Ой, да, это, конечно, очень большая награда. Хорошо, я очень благодарна за это ваше желание, за поддержку. Это, конечно, осложнит мою жизнь. Но это еще раз показывает, что я как бы не отступаюсь от своих убеждений.

П.: Нам поддержка тоже нужна, особенно от всего цивилизованного мира.

А.: То, что делает Россия, это прежде всего разлагает ее собственный народ. Вы же видите, во что они превращаются. В магазине как-то мы там заговорили. Простые люди, с какой они ненавистью говорят! Это меня поразило.

П.: А что сказали?

А.: Ну вот что-то такое вот… «А вы видите, как у нас плохо с продуктами?» Я говорю: «Ну, понятно, почему у вас плохо. И об этом весь мир знает». Они: «Как? Бандиты!» Ну и весь набор, что ТВ им говорит. Страшно заговорить даже со знакомым человеком. Это для этого народа очень страшно.

П.: У нас же таких провокаторов тоже полно. И Бузина, вы тоже понимаете, что он тоже не просто так…

А.: Нет. Да. Это я понимаю. Я просто говорила, что как художник понимаю: я и палача, и жертву должна понять.

Как художник я понимаю, почему это произошло. Но не более того. Теперь бог знает чего можно начитаться в Интернете.

П.: Вот Прилепин. Он сейчас воюет. Если с ним что произойдет, будут говорить — «убили писателя». Но он же боевик.

А.: Конечно, конечно, и он не скрывает этого, и фотографий полно, когда он там чем-то руководит, что-то стреляет… Это его выбор, да. Ужасно, что он делает.

П.: С президентом вы могли бы съездить в зону АТО. Мы это сделаем так, чтобы об этом не писали в СМИ.

А.: Хорошо, давайте вот подумаем, как это сделать. В принципе, мы договорились.

П.: Как с этими русскими бороться? С языком. Вот это засилье русского мира. Что с ними делать? Как считаете как нобелевский лауреат?

А.: Думаю, это сложная проблема. Наверное, будет момент двуязычия. Навряд ли это можно будет сделать, чтобы сразу был украинский язык. Я не знаю… вот единственное, что я, когда читаю, думаю: вот этот процесс декоммунизации, который у вас идет, памятники… все — чем скорее, тем лучше!

П.: Я еще считаю, что нужно не столько декоммунизацию, сколько дерусификацию.

А.: Это очень сложная проблема, конечно. И я думаю, она может решиться только в новых поколениях уже. Когда начать с садиков, все… И вообще, выращивать новых людей.

П.: Нужно новую нацию выращивать.

А.: Да, да, потому что с этой навряд ли вот… Вот когда сталкиваешься с такими людьми, ты понимаешь: навряд ли это можно сделать с этими людьми.

П.: Ну что с ними делать? Только изолировать.

А.: Я не знаю, как изолировать. И конечно, это общественный разговор нужен большой. Чтобы общество само решало, как очищаться. Я за то, чтобы убивать идеи, а не людей.

П.: Ну, тут, видите, не получается одно без другого.

А.: Ну, сейчас да, сейчас вы в состоянии войны, конечно.

На следующий день мы решили провести эксперимент. Что, если Алексиевич позвонить, например, от имени Министерства культуры России и тоже предложить ей награду. Останется ли писательница верна своим принципам?

Владимир звонит Алексиевич от имени чиновника из Министерства культуры России.