Вотъ Вамъ молотъ - [2]

Я попытался позвать кого-нибудь, но на мой тихий оклик "й, люди, есть тут кто-нибудь" никто не отозвался, и мне пришлось поставить отметку прямо на снегу рядом с дверью: отойти от нее я просто побоялся, так как сам дом при моем странном зрении стал таять в белом мареве лишь только я сделал первую пару шагов от него.

Вернувшись в дом — причем я почти не промахнулся с дверью — я направился к тому месту, где лежал раньше: ноги меня все же держали с трудом. И с болью — после того, как сильнейший стимул действовать перестал, боль в моих ощущениях стала преобладающим раздражителем. "Раздражителем" — это просто слово такое, потому что ощущения были такие, как будто с меня целиком содрали кожу. Мелкой шкуркой, включая даже на… в общем, всю кожу. Медленно передвигаясь в "заданном направлении" — ориентировался я по положению двух окошек — я вдруг нащупал ногой что-то очень знакомое. Опять "нащупал" — это слово такое: несмотря на то, что шагал я очень медленно, мизинцем зацепил громыхнувшую коробку весьма и весьма. Вот правда грохот был очень знакомым — так гремел чемоданчик с инструментами, который я засунул в свой рюкзачок.

Это было уже хорошо: в рюкзачке, который я нащупал, точнее, в кармане рюкзачка у меня лежала "полевая аптечка". Куча разных таблеток, которые заботливо обеспечивала мамина подруга-медсестра и кое-что еще, что столь же заботливо запихивал в аптечку Василич. Когда приходится часто чинить машину, иногда нарываешься на горячие части мотора или выхлопной трубы — и тогда (если ожигаемую часть тела успел отдернуть вовремя) эта английская мазь становится очень полезна. Она, конечно, вовсе не от ожогов — но покраснение на коже проходит меньше чем за полдня, а боль уходит вообще через полчаса. Тюбик я нащупал и, раздевшись, начал аккуратно мазать горящее тело.

Вообще эта мазь продается в любой аптеке, только в большинстве — польского изготовления. Василич, пользуя мазь уже лет пятнадцать как, покупал только "оригинал", иногда переплачивая чуть ли не в пятеро. Потому что, "мазь гормональная, а поляки гормон крадут и эффект гораздо слабее". Не знаю, не пробовал — я Василичу в этом доверял потому что жглись мы очень часто. А сейчас эффект начал чувствоваться еще в процессе намазывания. Когда я снова оделся, ощущение ошкуренности всего тела уже почти прошли, и я, найдя лежанку, с удовольствием на нее плюхнулся и почти сразу уснул.

Проснулся я, услышав голоса: сразу несколько человек ввалились в комнату и о чем-то громко начали общаться. О чем — я не понял: мне все еще снился сон, в котором спиной я прислонился к горячей железной трубе и почему-то никак не мог отодвинуться. И разговаривающие люди поначалу показались мне персонажами этого сна. Вдруг я понял, что один, смутно знакомый мужской голос обращается теперь ко мне:

— Это вы Александр Волков?

— Да…

— Извините, не знаю по батюшке…

— Владимирович.

— Вы встать можете? А то тут чрезвычайно темно, я не могу вас посмотреть…

— Вы врач?

— Да, давайте-ка пройдемте сюда. Правда, сесть тут не на что… ну поставь ведро — обратился доктор к кому-то еще, после чего мягко посадил мена рядом с окном.

Попытался посадить: мена вдруг стало тошнить так сильно, что пришлось, оттолкнув доктора, выскочить на улицу — благо, я помнил, где тут дверь и как ее открыть. Упав на колени в снег, я попытался освободить желудок от того, что ему сильно не понравилось — но оказалось, что там ничего нет. Меня выворачивало буквально наизнанку, во рту появился вкус желчи… Когда на пару секунд меня отпустило, доктор приподнял меня и, сунув в руку какую-то кружку, приказал:

— Пейте, пейте всё!

Кружка была большая, и я почти успел выпить налитую в нее воду… После того, как меня вывернуло еще три раза, вдруг стало немного полегче и я смог кое-как подняться: стало очень холодно стоять на коленях в снегу. Доктор завел меня обратно в дом, усадил на какую-то деревянную подставку и начал осмотр.

— Давайте посмотрим, что тут у нас… эти пятна — они у вас раньше были?

— Доктор, я не могу сказать, я просто не вижу, о чем вы говорите. Все как в густом тумане, я только свет от тени различить могу — ответил я и вдруг понял, что сейчас "полиэтиленовый пакет" стал потоньше. По крайней мере у окна я уже различал стекло от подоконника.

— Так, откройте-ка, батенька, глаза пошире, повернитесь сюда… повернитесь к свету. Понятно… похоже, вы и глазки немного сожгли — но ничего страшного. Сейчас мы их промоем борной кислотой, и вам станет лучше. Эй, братец, у тебя чай спитой есть? То есть, кого я спрашиваю… у тебя чай в доме есть китайский? Понятно, тогда возьми вот двугривенный и бегом в лавку покупать. С собой я, к сожалению, борной кислоты особо не захватил, но вполне полезно будет и спитым чаем попромывать. А вы, — обратился доктор к кому-то еще — хоть у соседей каких самовар найдите, и по возможности чайник. На худой конец кружку…

Я не совсем понял, при чем тут борная кислота и чай, поэтому на всякий случай спросил:

— Доктор, а что случилось-то? Где я?

— Вы, молодой человек, в Пичугинской слободе, куда вас привез этот мальчик, как его, Дима. У него в доме — потому как мальчик сказал, что вы его сюда привезти и просили. А вас похоже молнией задело. Но, слава Господу, не насмерть. Однако все же обожгло вас: фельдшер привез платок, которым вас обтирал — так он весь как бы в золе, так кожа ваша обгорела. Но очень похоже, что обгорела меньше, чем я боялся — на вас, гляжу, красные пятна только местами.