Вот роза... - [17]

Тут поцелуй внезапно кончился. Лора села прямо, поправляя рукой волосы. Коля, неровно дыша, качнулся к ней плечом, с которого сползла рубашка. Вытер тыльной стороной ладони рот.

— Ну как? — спросил хрипло.

— Ну что? — одновременно спросила она, — теперь едем?

Мальчик, заслоняя головой макушки кукурузных стеблей, подал ей руку, и Лора встала, молча, прислушиваясь к тому, что внутри. Уселась на теплое сиденье мотоцикла, уже правильно кладя руки поперек худой напряженной фигуры.

— Вон, — Коля кашлянул и повторил погромче, — вон, сбоку у ставка, где цех старый. Там.

Они уже поворачивали, выруливая на грунтовку, спрятанную с одной стороны беспорядочными кустами и деревьями, и Лора молча кивнула, сообразив, что исчезнувшие за деревьями рыжие и серые строения, перед которыми забор перечеркивал домик сторожа и рядом совсем крошечный домичек собачьей будки, это и есть место обещанного секрета.

Но случился поцелуй, первый, он стал для Лоры ее собственным секретом, в котором нужно было разобраться. Как-то, еще неясно как. И для второго секрета в ней пока не было места. Так что и жалеть о нем она не стала.

Коля высадил ее там же, где забирал, рядом с тонкими гнутыми акациями, над которыми вместо стрижей уже летали неслышными уголками летучие мыши. Неподалеку белела шляпка, поднялась, будто взлетая в сумраке, это Инна встала с травы, и ждала, переминаясь и деликатно не подходя ближе.

— Ну, — сказал Коля, не слезая с мотоцикла, только ногой упираясь в траву, — я поехал. Да?

— Пока…

Лора немного растерянно смотрела, как выровнял машину, крутанул ручку, заставляя мотор зарычать сильнее. Он сейчас исчезнет в светлом предвечернем сумраке, поняла, и ей оставаться одной, с ее первым поцелуем.

— Коля?

Светлая голова повернулась, показывая почти неразличимое в тени деревьев лицо. Но не сказал ничего, просто ждал. Лоре стало горячо и стыдно. Чего она будет напрашиваться. А хотела спросить — когда он вернется, из своего района, то придет ли увидеть ее? Потому что в четверг они уезжают. Казалось десять дней — целая вечность, а вот оказалось другое — завтра суббота с каким-то театром, потом через день понедельник, когда он совсем вечером вернется, потом — среда, и может быть, снова танцы или еще что в клубе. И все. Они уедут.

— Пока, — снова сказала она.

Коля кивнул. И через полминуты был слышен лишь звук мотора. А еще — вопли с другой стороны, и автобус посигналил раздраженно и густо.

— Шепелева! — надрывался строгий голос классной, — Демченко! Ше-пе-ле-ва!

— Мы тут, Надежда Петровна! — завопила Инна, таща Лору за руку, — идем уже!

Школьники стояли и сидели толпой, смеялись, переговариваясь, и на фоне голов в косынках и кепках монументом высилась могучая фигура трудовички Галины.

— Я, — шептала, торопясь и широко шагая, Инна, — хочешь, я скажу, что у меня, живот. Но ты нормально успела, вот только-только нас начали кричать. Я скажу…

Но не пришлось, потому что Галина, мельком осмотрев подруг, набрала воздуха в грудь и заорала, пугая летучих мышей и заставляя временно умолкнуть лягушачий далекий хор:

— Кацыка! Сиротенко! Да где вас носит? А? Кого еще нету? Петрушкиной? Вы совсем с ума посходили тут? Ночь на дворе! Кацыка!

Лора с Инной высыпали последние лепестки в мешок, сели рядом с толпой таких же мешков, одинаковых, важно и молча стоящих в ожидании, когда за ними приедут. И стали ждать, когда подтянутся последние заплутавшие.

В пыльном автобусе, пока еще горела в салоне лампочка, Лора, пробираясь вслед за Инной, пару раз поймала на себе взгляды девчонок, и Настин заинтересованный взгляд тоже. Но тучей налетели комары, и свет погас, ехали, прыгая на пыльных сиденьях, почти все молча, или что-то говорили негромкое, устали и никто не орал песен, не смешил всех сразу.

Лора, приваливаясь к плечу Инны, шепотом рассказала главное, про поцелуй, та ахнула, отклоняясь и пытаясь рассмотреть подругу в темноте салона. Но говорить было неудобно, и все вопросы Инна оставила на потом.

После ужина сидели на постелях, сверкая вымытыми пятками, валялись, болтая, ходили друг к другу в гости. Уложив на коленки книжки и картонки, писали открытки, читали вслух, хохоча и падая навзничь от смеха. Это классная, она принесла целую стопку открыток, села за стол, раскидывая их веером:

— Так. Кто хочет домой написать, пять копеек штука. Тематические.

Захотели все — новое развлечение. Лора с Инной тоже купили по две открытки, внезапно оказалось, болгарские, на них веселые девушки в национальных костюмах собирали розу в плетеные корзины на локте.

— Птичка, смотри, а вон ты там, за кустом, твоя рожа перекошенная! — орала Оля Осипова, закрываясь подушкой от нападения Птичкиной.

— Совсем не похожа, Ёська-авоська, — возражала Птичкина, отбирая подушку с чужой кровати, чтоб снова кинуть.

— Похожа-похожа! А за халабудой, смотрите, девки, это ж Крыс-Ларис на мопеде катается.

Лора на своей кровати закусила губу, перевернула открытку. На ее, такой же, за рядочками розовых кустов, полных цветов и женщин, маячили пряничные домики с красными крышами, шла улица, обрезанная рамочкой, и на ней — маленький черный мотоцикл с двумя седоками. Еще там была лошадь с телегой и кусочек автобуса, уже уехавшего с открытки.