Вот роза... - [15]

— Ладно, — когда на кусте не осталось ни одного целого цветка, Настя встала, вытирая пыльные руки об штаны, — пойду, а то девки потеряют, орать начнут. Я вот…

Она передумала продолжать и быстро непонятно улыбнувшись, исчезла в проломе растрепанной зелени. Лора посидела еще, чтоб Настя ушла подальше — не смотреть на решительное, хмурое, как у Таньки Зарыкиной лицо. И встала, когда почти над головой послышался обеспокоенный голос Инны, та, наконец, проснувшись, обнаружила потерю подруги.

Розы тыкались в согнутую ладонь, падали в сумку, шевеля теплыми лепестками. Сверху летали, размахиваясь, как на качелях, стрижи, из соседних рядом слышался смех Птичкиной и клоунский голос Осиповой — она кого-то там передразнивала. А Лора, совершая мерные движения, думала, вспоминая Настины слова. Больше, конечно о том, что та сказала насчет Олежки. И не могла никак поверить. У него такое прекрасное, такое доброе лицо, и глаза такие… Ну, ладно Сашка Перебейнос, он известный всей школе козел, даже странно, что ему всего пятнадцать, а прославился сильнее, чем десятиклассники некоторые. Но Олежка?

И, унося сумку к мешкам, где скучала на ящике Валентина с раскрытой тетрадкой, подумала и о другом, но быстро и невнимательно: о чем же не стала говорить Настя, в самом конце, когда сказала «я вот…», а после сразу ушла.

За переживаниями Лора совсем забыла про уговор и Инна толкнула ее локтем, шепча, хотя вокруг никого не было:

— Ой, Лорка, смотри, вон твой стоит, который тебя в столовку провожал всегда!

Колян стоял рядом с черным мотоциклом, далеко, у самой лесополосы, белея головой и рубашкой в пятнах теней. Увидел, что девочки повернулись, и махнул рукой, снова суя ее в карман брюк.

Лора беспомощно огляделась, волнуясь и не понимая, как быть. А еще, наверное, совсем покраснел от солнца нос, не вытаскивать же пудру, мазать лицо на глазах у Коляна, хотя вот Осипова совсем не стесняется, красит ресницы, выкатывая светлый глаз и прикусив губу, прямо на лавочке под деревьями, где сидят все вместе, болтая и перекидываясь насмешками.

— Ой, — шептала Инна, толкая ее между розовых кустов и оглядываясь, — вы кататься, да? Кататься. На мотоцикле. Ты иди, я Наденьке скажу, что ты побежала в кусты, что сама придешь, пешком, Лорка, я скажу, ну что живот, ты не переживай, я тихо скажу, чтоб не услышали пацаны. А ты там смотри, чтоб руки он не лез чтоб. Руками. К тебе. Обещаешь?

Лора выскочила на край плантации. Оглянулась. Но Инна уже белела шляпкой далеко, старательно обрывая цветки над сумкой.

— Сидай, — Коля уселся, ставя ногу на торчащую педаль, — руками берись. Та крепче.

Мотор зарычал, Лора закрыла глаза. И умолк снова.

— Через живот берись, — Колян убрал ее руки со своих плеч и уложил на своем животе, так что Лора прижалась к его спине грудью, — а то свалишься. Шлем висит, ну нам недалеко ж ехать, я медленно поеду.

— Хорошо. Мы недолго, да?

— Та успеем.

Под бодрое тарахтение мотора Лора дернулась, испуганно вжимаясь попой и бедрами в горячую кожу сиденья, вцепилась покрепче в худые бока под распахнутой светлой рубашкой. Волосы кинулись в лицо, защекотали, ерзая, перебирая сами себя. А по бокам уносились высокие акации и низкие пышные скумпии, горели солнечными цветами темные заросли дрока. И мерно мелькали, удаляясь на повороте, ровные ряды розовых кустов.

— Мы едем туда? — прокричала Лора, радуясь скорости и ветру, — где секрет?

— А? А… Да. Кружок сперва сделаем, вокруг поля.

— Хорошо!

Ей хотелось петь, а еще кричать. И чтоб они ехали в сто раз быстрее, так было прекрасно, хотя на заднице наверняка будут синяки, думала, подпрыгивая вместе со старым мотоциклом, и рассмеялась, — ага, засосы, как орала классная.

* * *

Обогнув поле, через край набитое одинаковыми гнутыми колосьями овса, они выскочили на обочину другого, с длинными ровными стеблями кукурузы, машущими нежными метелками из тайных свертков, где зрели початки. Коля замедлил скорость, мотор мирно затыркал, будто мотоцикл пошел пешком. И лорины волосы чуть успокоились, она убрала одну руку, прихватывая пряди и суя их под воротник линялой рубашки.

— Щекотишься, — засмеялся Коля.

Мотоцикл проехал еще немного и встал, замолчав и накреняясь. Коля выставил ногу.

— Слазь. Не ездила никогда так?

— Нет. Здорово.

Коля откинул подножку. Отряхивая руки, поправил ладонью белые волосы над лицом, сплошь в бледных веснушках. Показал за край поля, языком вылезающий на скучную пашню.

— Ставок. Не суйся тока на вид, там ваши загорать легли.

Лора обошла его, выглядывая из-за купы высоких стеблей. Удивленно подняла брови. На другой стороне зеркала воды, сверкающего желтизной от низкого уже солнца, сидела Галина, согнув мощные колени. А рядом, на квадрате покрывала лежала Наденька, раскинув руки, белеющие незагорелым исподом. И какой-то мужчина с краешку, массивный и черноволосый, жестикулировал, видимо, рассказывая смешное — женщины всплескивали руками и хохотали.

— Я думала, они там, с автобусом. На розе.

— Та, — сказал Коля голосом умудренного жизнью человека, — скажешь. Им оно надо? Вас привезли и опа — загорать-купаться. Потом забрали и снова гулеванить. Курорт.