Вот Иуда, предающий Меня. Мотивы и смыслы евангельской драмы - [45]

.

Закон объясняет, почему Иуда кончает с собой, не дожидаясь казни Христа. Казалось бы, если уж нашел в себе силы не убить себя сразу, то разумнее было бы подождать, чем дело кончится, а потом решать, что делать с собой, и если Иисус останется жив — тоже можно жить… В конце концов, осуждение синедриона — это еще не все, Пилат вполне мог отменить смертную казнь. И отменил бы непременно, учитывая их взаимную нелюбовь с Каиафой, если бы ему самому не пригрозили статьей за госизмену.

Это, кстати, довод против любых изводов версии «продал за деньги, ожидая, что Он явит Себя Мессией и/или освободится с помощью чуда». Уж в таком случае точно следовало ждать до конца, до самой последней минуты, до казни и даже до самой смерти. Мало ли, в какой момент Он решил бы явить Себя. Можно было бы ждать и надеяться. Уж если у тебя выбор между самоубийством и крохами надежды — цепляйся ты за эти крохи, что ж ты сразу в петлю?! Может, все еще кончится хорошо, и уже нынче вечером Его провозгласят Царем Израиля?

Но Иуда не ждет, а это значит, что никаких оправданий и надежд для себя он не видит. Его вина ему абсолютно очевидна, и это вина сознательного богоубийства, а не промаха в мессианских или корыстных расчетах. Он хотел и добивался именно Его смерти, и за это теперь себя карает.

По Закону и по собственной совести для Иуды нет разницы, останется Иисус в живых или нет. Искариот виновен в любом случае, потому что лжесвидетельствовал против Него, «подводя» под смерть. «Если свидетель тот свидетель ложный, ложно донес на брата своего, то сделайте ему то, что он умышлял сделать брату своему». Очевидно, что для ложного свидетеля оправдание невиновного автоматически означает смертный приговор.

Иуда судит себя по Закону, он осуждает себя на смерть за преступление, которое сознает в себе, и не пытается выкрутиться, пойдя на сделку с совестью или ухватившись за презрительно брошенную ему «помиловку», потому что жить он не хочет. И он сейчас все делает правильно что с юридической, что с богословской точки зрения. Раскаяние в его грехе сопряжено со смертью, остаться жить нельзя — это было бы свидетельством недостаточно полного раскаяния.

Да зачем ему жить?

Пусть даже Иисус каким-то чудом останется жив; Иуда знает, что он убил Христа внутри себя, желал Его смерти и все для нее сделал. Гипотетическое спасение Христа от казни ничего не меняет. Пусть Он останется жив — к Нему все равно уже никогда не подойти.

Никогда.

И относится Искариот к себе как к мертвому. А он в самом деле мертв — мертв с того самого момента, как ушел с Вечери. И сам знает, что мертв — с тех пор, как очнулся с разорванной душой и полной невозможностью выжить без живого Христа. Конечно, ему легче считать себя покойником, который лишь по недоразумению еще ходит и дышит. Так можно не думать о том, как жить теперь. Можно вообще о себе не думать. Потому что жить не придется. Нужно лишь исполнить Закон.

Еще небольшая подробность: согласно Талмуду, вешать на деревьях следовало тела не всех проклятых, что прописано в Торе, а только казненных богохульников и идолопоклонников. Искариот абсолютно четко знает, что делает. Причем, он сведущ не только в письменном Законе, но и в устной традиции, которая позже будет описана в Талмуде. Он не кается в богохульстве перед коэнами — тут бы они его не поняли, он даже не пытается, — но Закон в современной ему трактовке исполняет совершенно точно. Просто поразительно, как ясно он мыслит, в его-то положении.

Он знает, Кого убил.

Он идет к коэнам, чтобы попытаться спасти Христа, и признается именно в том, что может Его спасти. Не получается.

Он вешается, а не кончает с собой любым иным образом, чтобы в точности исполнить Закон о богохульниках; и не важно, что он единственный, кто знает, за что он так с собой обходится. Он знает, ему довольно.

У нас есть преступление, подпадающее под проклятие и трижды достойное смерти.

У нас есть преступник, который, в общем, уже мертв.

Осталось только повесить труп на дереве, как в Законе сказано, в назидание всем прочим.

Просто. Повесить. Труп.

Он вышел, пошел и удавился…

В Геенне огненной. Это уже не по Закону. Это довесочком себе от себя.

Труп трупа

Петр, став посреди учеников, сказал (было же собрание человек около ста двадцати): мужи братия! Надлежало исполниться тому, что в Писании предрек Дух Святый устами Давида об Иуде, бывшем вожде тех, которые взяли Иисуса; он был сопричислен к нам и получил жребий служения сего; но приобрел землю неправедною мздою, и когда низринулся, расселось чрево его, и выпали все внутренности его; и это сделалось известно всем жителям Иерусалима, так что земля та на отечественном их наречии названа Акелдама, то есть земля крови (Деян. 1: 15–19).

«Бездыханное тело Иуды сначала висело на дереве, потом сорвалось, низринулось с стремнины и разбилось так, что внутренности его выпали (Деян. 1: 18)» ^[92].

С первого взгляда слова Петра входят в противоречие с евангельским свидетельством: нет ни слова про самоубийство через повешенье, по этой версии Иуда упал с высоты и разбился. Сам ли он бросился или случайно упал — из слов апостола неясно. Но на самом деле то, что говорит Петр, — косвенное свидетельство смерти от удавления. Нас снова подводит перевод: в оригинале внутренности не выпали — а