Вот Иуда, предающий Меня. Мотивы и смыслы евангельской драмы - [30]

(Ин. 17: 12).

Это уже не вразумляющая затрещина, а печальная реальность.

Окончательно соединившись волей с дьяволом, Иуда больше не может ничего изменить. Это состоявшаяся духовная гибель. Сатана не допустит в нем даже мысли о раскаянии и погонит в Гефсиманский сад, довести дело богохульства до конца, но Иуда и не подумает дернуться с крючка. Его вполне все устраивает. Воля не подавлена силой, а добровольно сопряжена с сатанинской, и перевесить этот выбор уже ничто, ни извне, ни изнутри, не может.

Это дикая пародия на добровольное всецелое подчинение человеческой воли Иисуса воле Отца.

Осталась самая малость — слиться еще и совершенным грехом, довершив кощунственное подражание: соединиться природами неслиянно и нераздельно, чтобы перед Иудой навечно распахнулась бездна жути. Его воли в этом уже не будет, но и не надо: это не его выбор, а его расплата.

«Сатана вошел в Иуду не так, чтобы Иуда сделался бесноватым; это значит только, что сатана сделался совершенным господином Иуды и сделал его своим рабом» ^[51].

Да, он не бесноват, он в сознании, и это делает его виновным до самого конца. Он не ощущает своего рабства, потому что это, возможно, и напугало бы его, и заставило рвануться обратно ко Христу. Нет, от происходящего он испытывает только удовольствие.

Пока только раб. Но еще немного — и Иуда, человек по природе, станет по своему положению и состоянию одним из них.

Но даже сейчас Христос не называет предателя по имени, храня его тайну, хотя Искариот сам не старается ее хранить. Не хочет давать это ученикам на обсуждение и осуждение. И горечи в Его словах немыслимо много.

Это опущенные в бессилии руки Христа: Он сделал все, что мог и что от Него зависело. Но человеческая воля — камень неподъемный. Иуда предпочел соединить свою волю с волей сатаны. Ушел. Погиб. Да сбудется Писание.

«Иуда, предатель, величайший друг погибели, возлюбленный ею и любящий ее. Под погибелью разумей здесь отпадение и отчуждение от Бога, или даже (разумей. — Д. С.) самого диавола, как погубляющего тех, которые повинуются ему» ^[52].

«Да сбудется Писание». Всего несколько раз в Евангелии Иисус произносит эти слова, и каждый раз они связаны с невыносимой болью и горечью: с Его смертью и с предательством ближайшего друга. «Да сбудется Писание» — как выдох, как закрытые глаза и опущенные плечи. «Да сбудется Писание», прорекшее предательство и смерть. Теперь для Иуды закрыт путь покаяния, его гибель предрешена, и, может быть, Христу от этого больно не меньше, чем от Собственной смерти.

Да сбудется Писание.

Ночь над миром

Дорога в бездну

Могло ли быть иначе?

Думаю, да, могло. Пророчество — не пошагово расписанный план, оно не толкало Иуду по предопределенному пути. Даже глядя на Тайную Вечерю, можно увидеть, сколько у этого пути было развилок. А до Тайной Вечери были еще день-два, когда он мог одуматься, пока не завяз окончательно и бесповоротно.

Но пророчество все равно сбылось бы, ибо оно не о том, что ученик выдаст Учителя властям — это всего лишь образ предательства, его воплощение, то, каким его предпочел сделать сам Иуда.

Предательство Иуды похоже на падение с горы. Сначала под ногой заскользили камушки, но еще можно удержаться, потом постепенно сползаешь по склону — но еще можно ухватиться, хоть и обдирая руки, за растущие кусты и ветки — и только потом окончательно теряешь опору под ногами и летишь в пропасть. Окончательно он потерял опору на Тайной Вечере, когда ушел, хлопнув дверью, — после этого покаяние для него стало невозможно. А до этого все можно было исправить, не нарушая пророчества.

Потому что предательство в первую очередь заключается во внутреннем отречении от Учителя. Предательство — отпадение близкого друга от этой близости, выбор своего «я», образа «себя-хорошего» в собственных глазах, несмотря на то что ради этого пришлось пожертвовать Учителем, сперва хотя бы мысленно. Предательство — в первую очередь сердечное отречение от Христа; но это сердечное отречение тоже имело несколько ступеней.

Для начала зададимся вопросом: а могло ли вообще обойтись без предательства, невзирая на пророчество? Мог ли Иуда устоять перед дьявольским искушением, как устоял перед искушениями сатаны Христос в пустыне?

Боюсь, что нет.

Снова вспомним о парадоксальной параллели между Иудой и Богородицей, Девой, рождающей Сына по пророчеству Исаии. Параллели, которую прекрасно чувствует церковная традиция и которая особенно ярко прослеживается в песнопениях Страстной недели. На службе Двенадцати Страстных Евангелий их имена постоянно звучат рядом, к позору одного и славе Другой: хвала Богородице и упрек предателю неразрывно связаны. Потому что Иуда действительно черное зеркало Марии.

Пречистая принимает весть от Бога, осознанно соглашается с Его словами и рождает Сына в жизнь. Передает Его из жизни в жизнь. К чистому прикасается чистое. Бог не насилует Ее волю, Она дает добровольное согласие. Это осознанное сопряжение Ее воли с волей Божьей. И Ее «да» делает возможным воплощение: с первой же секунды Ее согласия Он воплощен в Ее чреве, Он сделался человеком.

Сатана хочет обречь Сына Божьего на смерть руками ближайшего друга и ученика. Сделать так, чтобы своим поступком Иуда передал Его из жизни в смерть. Бог сочетается с человеком — сатана стремится разорвать эту связь.