Вот и вся любовь… Она ушла. Ногой толкая свой чемоданчик…
Говорят, Виталий похоронил ее на севере, рядом с кибуцем, где разрешают хоронить православных.
Я не знаю, увижу ли ее могилу.
Мы не поехали в Израиль. Не было смысла, и в Иерусалиме стреляли. Обстреливали Гило, тот район, где остались ее подружки–старушки и ее окно с иерусалимским пейзажем.
Страшно подумать, что есть загробная жизнь, что можно увидеть, как живут твои дети, и быть не в состоянии им помочь. Или земные беды оттуда не кажутся бедами? Если так — я хочу сидеть с ней на лавочке. Целую вечность. И пусть сердится, что я пишу о Виталике плохо. Может, ей вообще не нравится, как я пишу… Я искажаю факты — порой нечаянно, порой нарочно. И изменяю имена — почти все. Кроме ее святого имени.
Кроме ее святого имени.
