Вот холера! История болезней от сифилиса до проказы - [24]

После того, как удалось приспособить инфекционный агент к мышиным моделям, экспериментаторы вздохнули с облегчением – это действительно облегчило их жизнь, поскольку до этого они были вынуждены работать исключительно с овцами и козами. Наблюдения продолжились.

Болезнь Крейтцфельдта-Якоба и куру

В 1920 году немецкий нейрофизиолог Ганс Герхард Крейтцфельдт (правильнее – Кройтцфельдт) описал весьма необычное заболевание. 20 июня 1913 года к нему поступила пациентка Берта Е, у которой обнаруживались расстройства поведения и зрения, навязчивые мысли об одержимости, нарушение координации движений, эпилептические припадки. Болезнь развивалась два месяца – все это время больная находилась под наблюдением врача, но закончилось все летальным исходом 11 августа. Годом позже его соотечественник и коллега, невропатолог Альфонс Мария Якоб не просто описал симптоматику, но и связал ее с поражениями передних рогов спинного мозга и пирамидной системы – основных проводящих «магистралей» мозга, обеспечивающих движение.

В самом мозге при этом происходили весьма интересные изменения. На гистологическом срезе ткани, особенно в мозжечке, исследователь замечал «губчатость», которая возникала из-за уже знакомой нам по мозгу овец вакуолизации нейронов, что создавало картину «пустот». Кроме того, он увидел еще одну деталь – странные белковые агрегаты, которые подобно мусору засоряют пространство между нейронами. Так мир узнал и о человеческой губчатой энцефалопатии, которую ранее уже описывали у овец и еще со Средневековья наблюдали среди крупного рогатого скота. Болезнь, как часто водится, назвали в честь первооткрывателей – болезнь Крейтцфельдта-Якоба (сокращенно БКЯ), хотя некоторые исследователи требуют пересмотреть название в сторону «болезни Якоба», поскольку только этот невролог описал саму патологию.

Поскольку понимание того, что подобные заболевания носят инфекционную природу, пришло только более чем 30 лет спустя и на примере с овцами, исследователи относили БКЯ к разряду энцефалопатий неясного происхождения (то есть «пока так, а потом разберемся»). До того момента, пока с юго-западной части Тихого океана не стали приходить любопытные новости.

В 1957 году американский врач словако-венгерского происхождения Даниел Карлтон Гайдушек (иногда пишут «Гайдузек» или «Гайдусек», но словацкая фамилия правильнее пишется именно так), педиатр по образованию, вирусолог по опыту и гений по природе, только что закончил работать в лаборатории сэра МакФарланда Бернетта в Австралии. На тот момент ему было всего 34 года, и его тщеславная натура стремилась реализовать свои амбиции. Он только что услышал от своего коллеги, что на островах Папуа Новая Гвинея, точнее – на одном из высокогорных склонов, где проживало племя форе, разыгралась лютая эпидемия, к тому моменту уже унесшая жизни 15 000 человек, из которых подавляющее большинство приходилось на женщин и маленьких детей. Для относительно небольшого племени это была настоящая катастрофа, поставившая его под угрозу вымирания.

С 1953 года среди них уже трудился Винсент Зигас, экспатриант из Прибалтики, ставший окружным австралийским врачом (тогда Папуа Новая Гвинея входила в состав Австралии). Ему-то на подмогу и отправили жаждущего приключений молодого детского инфекциониста, основная задача которого была лечить сифилис и дизентерию. Но он хотел большего – понять, что же за таинственное заболевание кроется под тем, что аборигены племени форе называли странным словом «куру».

«Куру» переводится как «тряска, дрожь» или «порча». Другое название болезни – «смеющаяся смерть» – целиком на совести газетчиков. Конечно, иногда она сопровождается дерганием головы и странной «сардонической» улыбкой, но все-таки главный симптом – дрожь, а потом уже и смерть – максимум через год.

Распространялась болезнь нетривиальным способом – через ритуальный каннибализм. У этого племени было принято съедать своих родственников прямо в ходе ритуала погребения – считалось, что таким образом они навсегда остаются с живыми и передают им свои знания и опыт. Мясо, как правило, доставалось мужчинам, а вот женщинам и детям оставляли внутренности и самое главное – мозг, для «мозговитости» и развития ума. Так человек ел мозг инфицированного или заболевшего куру (не специально выбирая, конечно) и заражался сам. Отсюда и специфичный гендерный перекос.

Гайдушек никак не мог понять, с чем имеет дело. Он наблюдал маленьких истощенных детей, которых одолевала дрожь вплоть до того, что они не лишались сил и не падали наземь окончательно. Когда они умирали, он, иногда получая разрешение их вскрывать и даже брать образцы крови, внутренних органов и мозга, тщательно собирал все вещественные доказательства и отправлял в США. Там ему помогал Игорь Клатцо, невропатолог из Национального института нервных болезней США, обладавший всем необходимым для решения технической стороны вопроса.

Именно ему бросилось в глаза сходство мозжечка умершей от куру представительницы форе с картиной мозга, пораженного болезнью Крейтцфельдта-Якоба, которую он когда-то видел в коллекции своего учителя, немецкого невролога Оскара Фогта. Гистологические препараты получились настолько необычными (кто ж останется равнодушным, созерцая дыры в мозге, подобные срезу хлебной буханки), что Клатцо решил направить их на ежегодную медицинскую выставку в Лондон.