Вот это поцелуй! - [90]
Я ответил, что он может на меня положиться.
– Только ведь я не всегда буду рядом, – заметил я.
Под вечер бульдозеры прорвали наши баррикады. Я смотрел на Крис, метавшую в них бутылки с зажигательной смесью вместе с другими демонстрантами, и спрашивал себя, на что же она надеется. Неужели она действительно нашла свою дорогу? Неужели теперь только это имело для нее значение?
Похоже, она ничего не боялась. Я-то надеялся, что вид первых раненых охладит ее пыл и мы сможем подумать, как по-быстрому унести ноги, но она только вошла в азарт. Просто обезумела от ярости. Я видел, как она ударила конного полицейского дорожным знаком. Силенок у нее прибавилось раз в десять! Меня это тронуло до слез. Я был ее недостоин, конечно же недостоин. В глубине души я всегда это знал.
Мы потеряли Вольфа из виду: приходилось метаться из стороны в сторону. В рядах демонстрантов царило смятение, строй был нарушен, а полиция все нападала и нападала. Несколько раз я едва успевал схватить Крис за руку, не давая ей исчезнуть в облаке дыма, а то и вовсе терял ее из виду на какое-то время, а удары так и сыпались нам на головы. Держаться вместе было очень нелегко. Я хорошо понимал, какой несгибаемой волей надо обладать, чтобы спастись.
Крис позаимствовала у меня коробок спичек, потому что ее зажигалка не работала.
Наступал вечер. Сумерки были наполнены грохотом взрывов, ревом моторов, криками, отдаленным неясным гулом. Цокали по асфальту лошадиные копыта. Повсюду то и дело вспыхивали оранжевые огоньки, тени крались вдоль стен, можно было разглядеть, как грозные орудия занимают позиции, сметая все на своем пути. Может быть, они ехали и по человеческим телам, кто знает… Потом внезапно небо озарилось ярким светом: это вертолеты направили вниз прожектора, и лица у всех стали белыми, как у покойников. Кроме тех, у кого лицо было в крови.
– Крис, думаю, пора отсюда убираться, – сказал я в тот момент, когда полиция начала просачиваться сквозь баррикады через бреши, пробитые бульдозерами.
Не один я так подумал. Те, кто еще был в состоянии двигаться, бросились бежать. Крис поколебалась секунду, но бегство уже было всеобщим, словно под напором чудовищной волны рухнула плотина. Она перехватила мой взгляд, прежде чем уносить ноги, и я понял, что она наконец прозрела. «Откуда они взялись?» – прочел я в ее глазах. Большинство демонстрантов задавались этим же вопросом, спасаясь от лавины, грохотавшей у нас за спиной. Клоны на мотоциклах устремились за нами в погоню. Были там и клоны верхом на клонах, ржущих, с белыми от пены мордами. Сотни и сотни клонов, может быть, бесконечное множество… Некоторые наши товарищи застывали на месте, не веря своим глазам. Чертовы клоны! Да, зрелище было впечатляющее!
Потом началась настоящая бойня. Они нас раздавили. Я защищал Крис как мог, прикрывая ее своим телом, когда дело принимало совсем уж дурной оборот. Но, едва вскочив на ноги, мы тотчас же опять падали на землю. Они били нас длинными дубинками из кевлара. Прикладами винтовок. Крепкими коваными ботинками. К тому же эти недочеловеки извергали на нас потоки брани. Эти сучьи дубликаты, эти бледные копии людей проливали нашу чистую кровь, человеческую на сто процентов!
Я притворился мертвым, шепнув на ухо Крис, чтобы она сделала то же самое. И мы распростерлись на тротуаре, лицом вниз. Пары черных армейских башмаков мелькали у нас перед носом. Земля содрогалась от их тяжелой поступи, шаги громыхали, как раскаты далекого грома. Я опять вспомнил Пола Бреннена, который наблюдал за нашим беспорядочным бегством с презрительной ухмылкой. Я ощутил, как во мне зреет жуткая ярость против него. С каждым днем я ненавидел его все сильней. Из головы у меня не шла Дженнифер Бреннен, бедная девушка, которую он хладнокровно устранил.
Потом мы откатились в сторону, в тень, под разбитый уличный фонарь. Чуть подальше закипел бой. Я втолкнул Крис в какое-то здание, разбив стеклянную дверь телефонным аппаратом, найденным среди развалин уличной кабинки. Крис не стала делать мне замечаний.
Я ушел от нее около десяти часов вечера. Она висела на телефоне. Лицо ее было искажено тревогой: Вольф не вернулся домой. Она обзванивала больницы. Все были переполнены. Она звонила в каждую по нескольку раз и лепетала: «Девушка, милая! О, пожалуйста… прошу вас», – но это ничего не давало. Она говорила: «Мужчина, высокий, крепкий, с вьющимися светлыми волосами». Правда, слова «сексуальный» не добавляла. Она волновалась за него до смерти.
Я принял душ. Осмотрел принадлежавшую Вольфу косметику: гель для бритья для сверхчувствительной кожи, бутылку шампуня «Петролан», мазь от геморроя (Крис такими вещами не пользуется, обратное пока не доказано). Я смыл немного запекшейся крови, которую обнаружил у себя на голове. Горела исцарапанная нога. Ныло плечо. Я не жаловался. Я вообще как-то ни о чем не думал.
После душа я не осмелился заглянуть в холодильник. В сложившихся обстоятельствах Крис вряд ли поняла бы меня.
Поэтому я по дороге остановился съесть сосиску. Патрульные машины еще разъезжали по улицам, озаряя все вокруг светом мигалок и оголтело завывая. Я поставил мигалку на крышу своей машины, чтобы поесть спокойно. Я не без труда управлялся с излишками кетчупа и горчицы, так и норовившими капнуть мне на брюки.
Однажды в дом к Мишель врывается мужчина в маске, жестоко избивает ее и насилует. Когда преступник исчезает, Мишель не заявляет в полицию по разным причинам. Этот чудовищный эпизод бередит ее детские психологические травмы, пробуждает воспоминания об отце – серийном убийце. Мишель противна роль жертвы, она хочет найти насильника, но вовсе не для того, чтобы сдать полиции – нет. В Мишель проснулись скрытые инстинкты…
"Трения" — стилизованная под семейный роман жестокая жизненная история, где герой, этакий современный Зорро или Робин Гуд, увязнув в запутанных связях и отношениях, разрываясь между любимыми женщинами и пытаясь сладить с семейными демонами, ищет — и находит — нетривиальные решения. Сам джиановский текст при этом напоминает верхушку айсберга: трагические причины конфликтов и их эмоциональные следствия скрыты в глубинах авторского воображения. Тайны участников драмы намечены лишь тонкими штрихами, за которыми читателю предлагается угадать истину.
Будущее Джимми Кьюсака, талантливого молодого финансиста и основателя преуспевающего хедж-фонда «Кьюсак Кэпитал», рисовалось безоблачным. Однако грянул финансовый кризис 2008 года, и его дело потерпело крах. Дошло до того, что Джимми нечем стало выплачивать ипотеку за свою нью-йоркскую квартиру. Чтобы вылезти из долговой ямы и обеспечить более-менее приличную жизнь своей семье, Кьюсак пошел на работу в хедж-фонд «ЛиУэлл Кэпитал». Поговаривали, что благодаря финансовому гению его управляющего клиенты фонда «никогда не теряют свои деньги».
Очнувшись на полу в луже крови, Роузи Руссо из Бронкса никак не могла вспомнить — как она оказалась на полу номера мотеля в Нью-Джерси в обнимку с мертвецом?
Действие романа происходит в нулевых или конце девяностых годов. В книге рассказывается о расследовании убийства известного московского ювелира и его жены. В связи с вступлением наследника в права наследства активизируются люди, считающие себя обделенными. Совершено еще два убийства. В центре всех событий каким-то образом оказывается соседка покойных – молодой врач Наталья Голицына. Расследование всех убийств – дело чести майора Пронина, который считает Наталью не причастной к преступлению. Параллельно в романе прослеживается несколько линий – быт отделения реанимации, ювелирное дело, воспоминания о прошедших годах и, конечно, любовь.
Егор Кремнев — специальный агент российской разведки. Во время секретного боевого задания в Аргентине, которое обещало быть простым и безопасным, он потерял всех своих товарищей.Но в его руках оказался секретарь беглого олигарха Соркина — Михаил Шеринг. У Шеринга есть секретные бумаги, за которыми охотится не только российская разведка, но и могущественный преступный синдикат Запада. Теперь Кремневу предстоит сложная задача — доставить Шеринга в Россию. Он намерен сделать это в одиночку, не прибегая к помощи коллег.
Опорск вырос на берегу полноводной реки, по синему руслу которой во время оно ходили купеческие ладьи с восточным товаром к западным и северным торжищам и возвращались опять на Восток. Историки утверждали, что название городу дала древняя порубежная застава, небольшая крепость, именованная Опорой. В злую годину она первой встречала вражьи рати со стороны степи. Во дни же затишья принимала застава за дубовые стены торговых гостей с их товарами, дабы могли спокойно передохнуть они на своих долгих и опасных путях.
Из экспозиции крымского художественного музея выкрадены шесть полотен немецкого художника Кингсховера-Гютлайна. Но самый продвинутый сыщик не догадается, кто заказчик и с какой целью совершено похищение. Грабители прошли мимо золотого фонда музея — бесценной иконы «Рождество Христово» работы учеников Рублёва и других, не менее ценных картин и взяли полотна малоизвестного автора, попавшие в музей после войны. Читателя ждёт захватывающий сюжет с тщательно выписанными нюансами людских отношений и судеб героев трёх поколений.