Вот это поцелуй! - [53]
– Фрэнк, – сказал я, – твой пирог с. яблоками необыкновенно хорош!
– И яблоки настоящие! – уточнил он.
Наступила ночь. Я сказал Пауле:
– Немного левее, мне кажется.
Я стоял на балконе и руководил ее поисками. Вооружившись фонариком, она шуровала в высокой траве, – мы с Марком никак не могли решить, кто должен пройтись газонокосилкой, с тех пор, как Крис больше не занималась садом.
– Вот здесь я стоял, точно, – добавил я. – Ключ я держал в левой руке и размахнулся вот так. Так что он должен был полететь именно в этом направлении. По-моему, он где-то у тебя под ногами.
Пока меня не было, Паула приготовила лапшу и нажарила целую сковороду тонко нарезанных шампиньонов, посыпав их стружкой из пармезана, полученной при помощи машинки для чистки картошки – с лейблом Старка.
– Мы никуда не пойдем? – спросил я ее. – Разве Марк не говорил нам о новом заведении в районе складов? Ну, такой чудной ресторанчик, который содержат гетеросексуалы?
Пойти мы никуда не могли, потому что я запер все ее туфли в чулане.
Когда я обнаружил, что она колется, я не стал делать из этого трагедию. Мы провели чудесный вечер: смотрели фильмы по кабельному телевидению, слушали новые компакт-диски, которые я купил, возвращаясь с пикника и проведя приятный часок за плодотворными поисками на полках с экспериментальной музыкой, вроде Капитана Бифхарта[24] или Юджина Чедбурна,[25] которых так не хватало В моей коллекции. Раз уж в кои-то веки мне попалась девушка, разделявшая мои музыкальные вкусы, то я этим и воспользовался па всю катушку. Мы валялись в постели. Будильник показывал два часа ночи, и я объяснял Пауле (поскольку немного выпил), что у меня развивается комплекс неполноценности из-за Вольфа, который завтра отбывает, чтобы исколесить всю Европу и повсюду толкать речи о будущем мира; я говорил о его способностях в области политики и экономики и что я – всего лишь жалкий, ничтожный легавый, пробка на волнах событий, которые я не в состоянии осмыслить, и в довершение всего Фрэнк мне только что сообщил, что я не способен связать и нескольких строк, и таким образом почти лишил меня надежд на реванш, какие питают все жалкие неудачники, прежде чем смириться со своей судьбой.
Паула думала, что я преувеличиваю, но она ошибалась. Вольф превосходил меня во всех отношениях. И чтобы удостовериться в этом, я, подкрепившись стаканчиком вина, попытался перечислить все его преимущества передо мной одно за другим, записывая их на бумаге. Занятие было долгое и скучное, особенно неприятное для того, кому пришлось составлять этот печальный список поражений.
Паула тем временем ускользнула в ванную. Я не из тех, кто склонен удивляться, когда женщина исчезает в ванной. К тому же Паула очень чистоплотна, а я уже достиг того возраста, когда это представляется немаловажным. Итак, я составлял свой список, одновременно слушая Капитана Бифхарта, от которого волосы встают дыбом на руках, на груди и на ногах. Как от некоторых старых записей Элвиса. Или еще круче – как от Скотта Данбара.[26] Но, черт возьми, какой же комплекс развился у меня из-за профессора Вольфа! Это принимало устрашающие размеры… В особенности когда видишь все его составляющие, записанные черным по белому; некоторые были несколько раз подчеркнуты; да, тяжело видеть их вот так сведенными воедино, разложенными по полочкам, выставленными напоказ, пронумерованными. Это сокрушительный удар. Будто стоишь, шатаясь, на краю воронкообразной пропасти, голова кружится, тебя так и затягивает туда.
Полагаю, я ощутил потребность показать кому-нибудь всю эту массу несправедливостей (я имею в виду не всеобщую несправедливость, а несправедливости в отношении конкретного человека, которые преподносит жизнь, когда видишь тех, кому всегда все удается, кому от рождения сопутствует успех, тех, кто всегда и во всем превосходит и опережает тебя). Я повернулся к Пауле, но ее рядом не оказалось.
Тогда я отправился посмотреть, что она делает. Прошел в гостиную, где, несмотря на полумрак, весьма приятно поблескивал стол. Да по нему и рукой было приятно провести. Стулья тоже были вполне хороши. Я наклонился к окну как раз в ту минуту, когда подъехал Марк, – счастливое совпадение… Ева послала мне воздушный поцелуй и зигзагами двинулась к дверям. Марк еще дулся на меня, но я был доволен, что он благополучно вернулся домой. Я перестал за него волноваться. Он, правда, мне не ответил, когда я пожелал ему спокойной ночи, предложил полюбоваться прекрасным ночным небом, усеянным звездами, и сообщил, что наш сосед установил на крыше своего дома спутниковую антенну.
Паулы не было ни в кухне, ни в туалете. Она была в ванной, сидела на краю ванны, зажав в зубах ремень.
– Послушай, не надо бы тебе этого делать, – сказал я ей.
– Послушай, я уже сделала, – ответила она. Я вернулся в спальню и сел на кровать.
– Тебе что, это неприятно? – спросила она, входя следом за мной и посмеиваясь над моим видом.
Я ничего не ответил.
– Ну а что тут такого? – спросила она, нахмурившись.
– Вообще-то это не положено… Ведь так?
– Начнем с того, что я этим занимаюсь изредка, от случая к случаю. Я знаю, что делаю.
Однажды в дом к Мишель врывается мужчина в маске, жестоко избивает ее и насилует. Когда преступник исчезает, Мишель не заявляет в полицию по разным причинам. Этот чудовищный эпизод бередит ее детские психологические травмы, пробуждает воспоминания об отце – серийном убийце. Мишель противна роль жертвы, она хочет найти насильника, но вовсе не для того, чтобы сдать полиции – нет. В Мишель проснулись скрытые инстинкты…
"Трения" — стилизованная под семейный роман жестокая жизненная история, где герой, этакий современный Зорро или Робин Гуд, увязнув в запутанных связях и отношениях, разрываясь между любимыми женщинами и пытаясь сладить с семейными демонами, ищет — и находит — нетривиальные решения. Сам джиановский текст при этом напоминает верхушку айсберга: трагические причины конфликтов и их эмоциональные следствия скрыты в глубинах авторского воображения. Тайны участников драмы намечены лишь тонкими штрихами, за которыми читателю предлагается угадать истину.
Увлекательные, полные тонкого юмора романы французского писателя, итальянского иммигранта Тонино Бенаквисты принадлежат к лучшим образцам парадоксального детектива.Под обложкой сразу два романа одного из самых читаемых в мире авторов Тонино Бенаквиста — «Охота на зайца» и «Комедия неудачников». Не пугайтесь: никакой охоты за заячьими шкурками в романах нет в помине, зато, как всегда у Бенаквисты, есть (!) грандиозный авантюрный сюжет.Будь проклят тот день, когда горе-проводник международного экспресса спрятал у себя в вагоне незадачливого безбилетника, попросту «зайца», в крови которого гуляет столь редкая инфекция, что мафия готова на все, чтобы заполучить его и переработать в вакцину…Герою «Комедии неудачников» тоже непросто.
Преждевременная смерть известного писателя Привалова, не оставившего наследникам завещания, порождает серию загадочных происшествий, которые героиня романа - Ника Шахова - вынуждена невольно расследовать. Вначале кто-то убивает ее кузена, а второго кузена похищает, затем в доме начинают появляться привидения, которые внушают родственникам мысли о бренности существования. Никто не понимает истинную подоплеку происходящего, и только Ника Шахова догадывается о мотивах преступления и храбро борется со злом.
На удаленной от больших дорог зажиточной ферме обнаружен труп ее молодой хозяйки Элинор. Подозрение падает на мужа Элинор — недавно эмигрировавшего из Европы Карла Шредера. Прибывшая в соседний городок на медицинскую практику врач Жаклин Фримен помимо своей воли оказывается втянутой в эту запутанную историю. Сама того не желая, она выполняет роль детектива…
Пентиум пентиуму рознь. Комп частного сыщика Валерия Мареева оснащен такими программами и такой базой данных, что это уже не просто электронное устройство, а Шерлок Холмс и комиссар Мегрэ в одном жестком диске.
Лео Перуц (1884–1957) – известный австрийский писатель, автор фантастических и мистических книг, написанных в жанре «магического романа». Экспрессионистическую прозу Л. Перуца отличает захватывающая фабула, детективный сюжет с иррациональной развязкой, повышенный интерес к проявлениям человеческой психики.