Вот это поцелуй! - [51]

– Да не беспокойся ты. Я не притворяюсь. Не беспокойся, Фрэнк.

– Вместо того чтобы валять по утрам дурака, поднимать все эти штуки, развивать бицепсы, ты бы лучше исписывал километры и километры бумаги…

– Я знаю одного парня, который так и делал. Целые рулоны изводил…

– Это единственно стоящая школа. Надо затратить чертову пропасть энергии! Тебе, Натан, придется ссать кровью, прежде чем ты сможешь написать одну-единственную страницу, хоть сколько-то достойную прочтения. Я предпочитаю не рассказывать тебе сказки.

– А я бы и не хотел, чтобы ты рассказывал мне сказки, Фрэнк. Я вовсе не этого от тебя жду.

– Ну что ж, похоже, мы прекрасно поняли друг друга. Слушай, что я тебе говорю, слушай, и не пожалеешь. В этом низменном мире я могу гордиться только одним… Полагаю, я имею право сказать, что я – хороший преподаватель.

Фрэнк приготовил вкусные сэндвичи. Салат из огурцов, который он сдобрил сметаной и уксусом, был вполне съедобен. В каком-то смысле я испытывал облегчение. Я тянул с этим разговором, сколько было можно. Но теперь он состоялся. Теперь я знал, на каком я свете. Он не стал обнимать меня за плечи, целовать, прижимать к груди, осыпая всевозможными комплиментами. Случись нечто подобное, думаю, я бы ему не поверил, но мне бы это было приятно. Вся проблема с писательством как раз в том, что в конце концов начинаешь во все это верить. Но здесь-то и скрыта ловушка.

Мэри-Джо щурилась, сидя на солнце. Она сказала, что знает лавчонку, где я покупал пиво, что у хозяина рак кожи, что он всегда ходит в гавайских рубашках и что в этом году его грабят уже в третий раз.

– Точно, – сказал я, глядя, как она теребит в руках ломтик ветчины.

– А знаешь, чем они ему угрожали? Базукой!

– Как и раньше! О, черт! Надо будет этим заняться!

Но я действительно недостаточно поработал над тем, что написал. Фрэнк был прав. Я не приложил необходимых усилий. Этого следовало ожидать. Увы, следовало… Мы тогда вели дело о банде вымогателей, угрожавших взорвать не то супермаркет, не то детский сад, я уж и не помню. Возвращался я домой поздно, а Крис ничего не готовила, зато проводила в гостиной митинги или собрания генеральной ассамблеи, так что я совершенно не находил времени, чтобы посвятить этой работе всю душу. Работать в спальне было не на чем, и я устраивался на кухне, но приходилось отодвигать стул и как попало собирать листки всякий раз, когда очередной фанатик являлся туда, чтобы открыть холодильник и выхлебать мое пиво или сожрать мой хлеб и масло, да еще и был недоволен, если сыра там уже не оставалось. Да, то времечко мало подходило для редактирования.

– Отговорки придумываешь? Смеешься, что ли? Время – это первое, что не должно идти в счет. Надо как монах в монастыре: простираться ниц и проводить ночи без сна в поисках нужной фразы. Нечего плести, что тебе не хватало времени или что тебя отвлекали. Я слышу этот вздор тысячу раз на дню.

– Ты прав, Фрэнк, но они действительно собирались взорвать бомбу. У нас были ужасные дни, Мэри-Джо может подтвердить, а тут еще наложилась история с этой женщиной, которая вообразила себя Унабомбером[22]и отправляла заминированные посылки всем своим любовникам. Помнишь? В начале весны мы продыху не знали! И знаешь, они собирались взорвать целый жилой квартал, вместе с людьми!

– А задавался ли ты вопросом, какой вред может причинить плохой писатель? А ведь плохих писателей десятки тысяч. Вот и посчитай…

Внизу стоял деревянный домишко, в котором раньше помещался кукольный театр, но двери там были сорваны с петель. Правда, дальше находилась общественная уборная. Однажды в середине зимы мы ею воспользовались, мы тогда шли через парк пешком, потому что на город обрушилась настоящая снежная буря, парализовавшая все движение, и смогли убедиться, что комфорт там практически отсутствовал. Но других вариантов я не видел…

Я посмотрел на Мэри-Джо. Она пожала плечами. Я присоединился к ней несколько минут спустя, оставив Фрэнка резать свой яблочный пирог, распространявший аромат корицы: он должен был еще немного остыть. Мэри-Джо успела занять одну из кабинок. Она уже задрала юбку, спустила трусы.

– Какой мерзкий запах, – простонала она, – меня просто тошнит.

– Это аммиак, мать его! Чертов аммиак!

Она уже сжимала в руке ворох бумажных салфеток. Всегда обо всем думает заранее. Раздвинув ей ноги, я вновь отметил, что у нее толстые ляжки. Просто констатировал. Никакой оценки. Просто у нее толстые ляжки.

Через несколько минут, сделав дело, мы собрались припустить наперерез группке любителей бега трусцой в блестящих пестрых спортивных костюмах. Многие из них были обуты в знаменитые кроссовки «Бреннен Спейс», если верить рекламным роликам, ницшеанскую обувь, предназначенную для людей новой расы, свидетельствующую о переходе на высшую стадию развития сознания. Так вот, мы с Мэри-Джо собрались устремиться им наперерез, как вдруг я увидел, как из крутого виража выходит Вольф и, подобно локомотиву, у которого на головокружительном спуске отказали тормоза, летит напрямик. Но с улыбкой на устах.

Все же он остановился, эта глыба мускулов, да как легко, чертова скотина. Напрасно я искал у этого феноменального экземпляра малейшие признаки одышки, малейшие следы усталости. Я сам вспотел сильнее, чем он.