Вот брат твой!.. - [21]
Но разве мог медвежонок усидеть на одном месте? Двор и луговина сделались для него привычными, там уже не оставалось ничего мало-мальского, что могло бы его заинтересовать, и он, заскучав от длинной череды однообразно тянувшихся дней, наконец обратил свой взор на лес. Он был рядом и манил непознанностью, но острейшее любопытство, испытываемое к нему медвежонком, перебивалось стойким чувством настороженности и страха, которое охватывало Белуна, едва он приближался к краю луговины. Дальше стояли высоченные, закрывавшие небо деревья; налетавший ветер раскачивал их верхушки, и в глубине леса рождался тяжелый, низкий шум; что-то падало и скрипело там, наводя на медвежонка необоримую панику.
— Что, — спрашивал Денисов с ехидцей, — страшно? Привык дома-то шкодничать, а как на дело, так тебя и нет. Погоди, вот возьму как-нибудь в лес, тогда узнаешь!
Мысль брать Белуна с собой в обходы владела Денисовым давно, но ему все казалось, что медвежонок еще очень мал, чтобы целый день таскаться за ним по лесу. За прошедшие полгода он привык считать медвежонка домашним зверем вроде кошки или собаки и словно бы забыл о том, что медведи живут в лесу, а не в доме и, стало быть, ходят по лесу с детства. Но только теперь эта простая истина дошла до Денисова.
«Придумал тоже — устанет! — посмеивался он сам над собой. — Да он не то что тебя — Найду переходит!»
И решил завтра же взять Белуна с собой в обход.
Утром Денисов собрался, как всегда, пораньше. Было, правда, сомнение, что медвежонок так и не переборет робость перед лесом и не пойдет за Денисовым, но тут выручила Найда. Медвежонок и в самом деле уперся и не хотел выходить со двора, сколько Денисов ни звал его, но, когда Найда прошмыгнула в калитку, он вприпрыжку побежал за ней и уже не отставал, держась около Найды, как привязанный. Однако в лесу, видя, что ничего страшного не происходит, он постепенно осмелел и стал все чаще убегать в сторону, но недалеко и не выпуская из виду Денисова с Найдой, готовый примчаться к ним при первой же опасности.
Все интересовало медвежонка. Отыскав прошлогодний, весь сморщенный гриб, он обнюхал его и тут же начал есть, чем сильно напугал Денисова, который бросился отнимать гриб, боясь, что медвежонок отравится. Но Белун, как кошка, у которой вознамерились отобрать пойманного мышонка, схватил гриб зубами и юркнул в кусты, где без помех доделал начатое дело.
Ну и леший с ним, подумал Денисов. Раз ест, значит, нравится.
А Белун тем временем наткнулся на муравейник и остановился перед ним как вкопанный. Видно, он чуял, что набрел на лакомство, но не знал, как к нему подступиться. Сунул было в муравейник нос, но тут же с фырканьем отскочил. Зашел с другой стороны, разворошил кучу лапой. Муравьи облепили ее, и Белун, немного помедлив, словно бы соображая, есть или не есть, слизал их. Понравилось, и он не отошел от муравейника, пока не насытился.
Страх перед лесом у медвежонка проходил, он уже не озирался, как сначала, на каждый шорох, научившись с поразительной быстротой отличать мнимое от действительного, и шел вперед уверенно и привычно.
И все же «страшное» случилось. Взлетевший чуть не из-под ног Денисова косач оглушительным хлопаньем крыльев буквально пригвоздил Белуна к земле. Но это продолжалось всего секунду, а уже в следующую медвежонок кинулся к ближайшему дереву и с проворством рыси вскарабкался на него.
Найда с лаем бросилась за косачом, а Денисов, смеясь, подошел к дереву. Он понимал испуг Белуна. Когда так неожиданно взлетает косач, и бывалый-то человек вздрагивает, а тут медвежонок. Чай, сердчишко-то в пятки ушло у бедолаги.
Он стал манить Белуна, но тот, накрепко вцепившись в сук, смотрел на Денисова вытаращенными глазами и не думал слезать.
— Ну давай, спускайся, — уговаривал его Денисов. — Подумаешь, тетерев! Да он сам-то больше тебя перепугался. Слезай, говорю!
Но медвежонок словно оцепенел. Какие страхи ему мерещились — Денисов и представить не мог, но его уговаривания до медвежонка не доходили. Он сидел на суку с таким видом, будто собирался остаться на нем на всю жизнь.
Прибежала Найда, запрыгала, залаяла под деревом, встав на дыбки, царапала передними лапами кору.
— Да ладно тебе! — цыкнул на нее Денисов. — Что ты разлаялась, что он тебе, белка, что ли!
Он опять принялся уговаривать Белуна слезть, напускал в голос меду, называя медвежонка всякими ласковыми именами, делал вид, что лезет в карман и сейчас достанет из него бог знает какую сладость, но все было попусту.
А время шло, прошел, наверное, уже целый час, и тогда Денисов попробовал влезть на дерево. Но это была сосна, до нижних сучьев было метра два с лишком, и Денисов, как ни старался, не мог одолеть их. Вспомнив, что мальчишкой лазил, бывало, на деревья с помощью ремня, распоясался, связал ремень в кольцо и, перекрутив его, получил все равно как восьмерку. Просунул в нее ноги и, как монтер на столб, полез с этими «когтями» на дерево. И чуть было не залез, да не хватило сил. Ремню не за что было зацепиться на скользком, покрытом гладкой корой стволе, и Денисов съехал вниз. Больше не стал и пробовать, чувствовал, что не залезет. Присел рядом с сосной на пень и закурил.
