Вот ангел пролетел - [4]

Шрифт
Интервал

Сашка сначала спрашивал, что куда, но быстро схватил суть и сортировал не хуже нас с Сонькой. Уж лучше Соньки, точно. Объясненьями не утруждался. Одни общие фразы. О погоде. О пятнах на тряпках. О сортах сигарет. Будто вечность с нами живет и работает. Приспособчивый человек. Когда книжка попадалась, боле оживлялся. В пышные усы посмеивался, хмыкал. Не приходилось книжки на помойке разбирать, буркнула. Выбрасывать приходилось, ответил, не исключено, что сюда попадало. Крайности сходятся, заметила. Ему понравилось, засмеялся, а глаза ясные, утренние. Позвала поесть с нами. Думала, точно, побрезгует. А нет, согласился. Этим купил. Я выгребла всю еду на тарелку, сделав такой всеобщий салат "оливье", дала наши ложки, а ему серебряную лопаточку для масла, и мы ели на равных, а он, сволочь, еще бутылку непочатую открыл водки, и мы выпили хорошей водки за здоровье наших родителей, живых и мертвых, и укрепились, и тогда он начал открывать свое дело.

Послушайте, Паша, заговорил проникновенно, что я вам скажу про человека вообще, который рождается и проживает на какой-то улице, в какой-то семье, за частоколом привычек, способностей, возможностей, ну, конечно, с ним происходят изменения, из сына он превращается в отца, теряет волосы и зубы, может съездить за границу, может поднять или опустить свой социальный статус, поумнеть или поглупеть, но все это, во-первых, не сразу, а постепенно, а во-вторых, в рамках известного и в целом банального, а длинная история никого не волнует, то есть, может, в пересказе, в романе да, а так, чтоб наглядно, чтоб тут и мгновенно схватило за живое, это нет, не получится, значит, должно быть само по себе резкое, неординарное, не принятое, во-первых, чтоб при столкновении с ним ординарное и принятое сломилось, обнажив слом, и чтоб мы могли бы в эту свежую расщелину заглянуть, во-вторых, чтобы...

Чтобы что, спросила, посколь умолк.

Вы так внимательно следите за мыслью, нет, вы намного интереснее, чем я мог вообразить в самых смелых мечтаниях, произнес.

Долго мечтали обо мне, повела шеей.

Долго, признался, и надеюсь, что не ошибся, дело так складывается, что без вас, один я ничего не смогу, а вдвоем, вы и я, мы сможем породить нечто из ряда вон... собственно, это и есть мое предложение...

В браке ли, вне брака, пошутила.

Он захохотал: главное, чтоб без брака.

Ты не сказал, чтобы что, не потеряла я нить, несмотря на испитое и переходя на "ты", зная, что ни при каких условиях никакого предложения не приму. Увидела, что из сволочей. То есть сильных в мире сем. Привычный ему счет - во-первых, во-вто-рых - выдавал расчетливую природу, не глядя, что романтический румянец и усы. Да не в том дело. Не в нем. Я понимала, что для чего-то ему находка. Но как верно придумал начать, подлец.

Чтобы что, задумчиво пожевал ус, в итоге, пожалуй, чтоб узнать другую правду.

А чем тебя эта не устраивает?

А тебя устраивает, продолжал он, как в израильской армии, отвечать вопросом на вопрос, так же без усилий перейдя на "ты", устраивай она тебя, наверное, жила б дома, а не ушла бомжевать.

Кино, уточнила вяло, собираясь закруглять.

Телевидение, уточнил энергично.

Сонька, свернувшаяся клубком и задремавшая в своем углу, издала во сне пронзительный звук, как журавль на болоте. С ней случалось.

6

Ослепляющие осветительные лампы в нашей конуре, где тьма тьму погоняет, даже если примус и керосинка в работе, а еще камеры, а еще трансформаторы, движки, провода плюс большие зонты, черный и серебряный. Людей набилось. Штук шесть. Как поместились. Накануне Сашка прислал сказать, чтоб никакое барахло покупателям не отдавать, ждать съемки, все, мол, будет происходить в кадре. Не поняла, где, но не переспрашивала. Чего спрашивать, мозги тратить, когда надо будет, увижу. Пока сказали не обращать внимания, делать свое, что обычно. Свое - в поле идти. А они говорят, Алексан Алексаныч велел аппаратуру здесь установить, а в поле после. В мелочах, а чужая власть началась. Чем взял, что я душу свою бессмертную, волю свою ему по кусочку продаю-отщипываю. Обпоил - меня не обпоишь. Здоровье, как сказала, несмотря ни на что, крепко, а вес принимает и распределяет литры по массе как по маслу. Пью-пью, а разум не пропью. Лишь прибасить могу. А обольщение состоялось. Обольстительный мальчишечка, ничего не скажешь. Умен. И внутри огнем горит. А мне словно кто запрет наложил своей жижей протухшей, болотной, зеленой его синий пламень заливать. Сидела следила за ними. Как жуки в банке: жу-жу-жу. Подвинь, передвинь, убавь, прибавь. Играют в игру с серьезным видом. Скука стародавняя, хоть дело малознакомое. Улеглась. И Соньке велела отдыхать. Сонька лежит подсматривает, красная, как всегда, и еще краснее. Наблюдала за ней и не заметила, как ушла прочь.

Ушла к Роберту на свиданье, чего сто лет не бывало. Выплыл из-за поворота реки, стоял, без страха и упрека, широко ноги расставил, в лодке покачивался, среди серебристых рыб пойманных, смотрел на меня. У-у-у, красавец мальчик. Пошла к нему по воде. Иду, а лодка все не приближается и не удаляется, как бы я на месте ногами ни перебирала. Сколь часто недостижимое ведет себя таким образом. И вдруг серебристые рыбы начали выскакивать из лодки, вертясь на солнце и блестя то одним, то другим драгоценным боком, точно пляску света устроили. И как занавес из света возголоменился между мной и Робертом, и закутывал в себя Роберта, и рассасывал там, в себе, так что мальчик мой растворялся в рассеянном сиянье, а меня к нему не пускали. Я захрапела, как лошадь на дыбках, рванув к нему и оставаясь на ровном месте, дышляк, с задышливым дыханьем. От храпа собственного очнулась. Должно, ихние лампы сквозь кожуру века рыбами просвечивали.


Еще от автора Ольга Андреевна Кучкина
Смертельная любовь

В давние советские времена язык привычно выговаривал: Ленин и Сталин. Это была законная – идеологическая – пара. Личная жизнь вождей была наглухо закрыта. Значительно позднее выяснилось, что у каждого из них существовала своя пара, и не одна. У Сталина – Аллилуева и другие женщины. У Ленина – Крупская и Арманд.Книга, которая перед вами, содержит документальные любовные истории самых знаменитых людей эпохи: от Сталина до Горбачева, от Мэрилин Монро до Джона Леннона, от Достоевского до Бунина, от Шостаковича до Таривердиева.Многие из представленных в книге лиц работали в жанре романа.


Мальчики + девочки =

Мы увидим все небо в алмазах, обещал нам Чехов. И еще он обещал, что через двести, триста лет жизнь на земле будет невыразимо прекрасной, изумительной. Прошло сто. Стала ли она невыразимо прекраснее? И что у нас там с небесными алмазами? У Чехова есть рассказ «Мальчики». К нему отсылает автор повести «Мальчики + девочки =» своих читателей, чтобы вглядеться, вчувствоваться, вдуматься в те изменения, что произошли в нас и с нами. «Мальчики...» – детектив в форме исповеди подростка. Про жизнь. Про любовь и смерть.


Свободная любовь

Свободная любовь – на первый взгляд, вещь довольно сомнительная. Обычно за этими словами скрывается внебрачная, а то и продажная любовь. Ею занимались жрицы любви, чью профессию именовали второй древнейшей. Потеряв флер загадочности и даже величия, она дожила до наших дней в виде банальной торговли телом. Не о ней речь. Свободная любовь – вымечтанный личный и общественный идеал. Любовь мужчины к женщине, любовь человека к человеку, любовь к жизни – свободная любовь. Валентина Серова и Константин Симонов, Инна Чурикова и Глеб Панфилов, Сергей Юрский и Наталья Тенякова, Сергей Соловьев и Татьяна Друбич… Их истории составили третью книгу – «Свободная любовь» – как продолжение первых двух – «Смертельная любовь», и «Любовь и жизнь как сестры».


Численник

«Численник» – четвертая поэтическая книга известнейшего журналиста «Комсомольской правды», прозаика, сценариста и драматурга Ольги Кучкиной. В сборник вошли новые стихи нового тысячелетия, избранное из трех предыдущих книг («Сообщающий сосуд», «Итальянская бабочка», «Високосный век») и маленький роман в стихах «В деревянном доме». «Обаятельный и оригинальный поэт», «обнаженное сердце, странный мир», «непредсказуемые стихи» – так отзываются о поэзии Ольги Кучкиной лучшие поэты России.


В башне из лобной кости

Острые повороты детектива и откровенность дневника, документ и фантазия, реальность и ирреальность, выразительный язык повествователя – составляющие нового романа Ольги Кучкиной, героиня которого страстно пытается разобраться в том, в чем разобраться нельзя.«За биографией главного героя угадывается совершенно шокирующее авторское расследование истории жизни выдающегося русского писателя Владимира Богомолова. Когда-то Ольга Кучкина писала об этом мужественном человеке, участнике войны, чья книга “В августе сорок четвертого” стала откровением для многих читателей.


Послание к римлянам, или Жизнь Фальстафа Ильича

Ольга КУЧКИНА — родилась и живет в Москве. Окончила факультет журналистики МГУ. Работает в “Комсомольской правде”. Как прозаик печаталась в журналах “Знамя”,“Континент”, “Сура”, альманахе “Чистые пруды”. Стихи публиковались в “Новом мире”,“Октябре”, “Знамени”, “Звезде”, “Арионе”, “Дружбе народов”; пьесы — в журналах “Театр” и “Современная драматургия”. Автор романа “Обмен веществ”, нескольких сборников прозы, двух книг стихов и сборника пьес.


Рекомендуем почитать
"Хитрец" из Удаловки

очерк о деревенском умельце-самоучке Луке Окинфовиче Ощепкове.


Весь мир Фрэнка Ли

Когда речь идет о любви, у консервативных родителей Фрэнка Ли существует одно правило: сын может влюбляться и ходить на свидания только с кореянками. Раньше это правило мало волновало Фрэнка – на горизонте было пусто. А потом в его жизни появились сразу две девушки. Точнее, смешная и спортивная Джо Сонг была в его жизни всегда, во френдзоне. А девушкой его мечты стала Брит Минз – красивая, умная, очаровательная. На сто процентов белая американка. Как угодить родителям, если нарушил главное семейное правило? Конечно, притвориться влюбленным в Джо! Ухаживания за Джо для отвода глаз и море личной свободы в последний год перед поступлением в колледж.


Спящий бог 018

Книгой «СПЯЩИЙ БОГ 018» автор книг «Проект Россия», «Проект i»,«Проект 018» начинает новую серию - «Секс, Блокчейн и Новый мир». Однажды у меня возник вопрос: а какой во всем этом смысл? Вот я родился, живу, что-то делаю каждый день ... А зачем? Нужно ли мне это? Правильно ли то, что я делаю? Чего же я хочу в конечном итоге? Могу ли я хоть что-нибудь из того, к чему стремлюсь, назвать смыслом своей жизни? Сказать, что вот именно для этого я родился? Жизнь похожа на автомобиль, управляемый со спутника.


Весело и страшно

Автор приглашает читателя послужить в армии, поработать антеннщиком, таксистом, а в конце починить старую «Ладу». А помогут ему в этом добрые и отзывчивые люди! Добро, душевная теплота, дружба и любовь красной нитью проходят сквозь всю книгу. Хорошее настроение гарантировано!


Железный старик и Екатерина

Этот роман о старости. Об оптимизме стариков и об их стремлении как можно дольше задержаться на земле. Содержит нецензурную брань.


Держи его за руку. Истории о жизни, смерти и праве на ошибку в экстренной медицине

Впервые доктор Грин издал эту книгу сам. Она стала бестселлером без поддержки издателей, получила сотни восторженных отзывов и попала на первые места рейтингов Amazon. Филип Аллен Грин погружает читателя в невидимый эмоциональный ландшафт экстренной медицины. С пронзительной честностью и выразительностью он рассказывает о том, что открывается людям на хрупкой границе между жизнью и смертью, о тревожной памяти врачей, о страхах, о выгорании, о неистребимой надежде на чудо… Приготовьтесь стать глазами и руками доктора Грина в приемном покое маленькой больницы, затерянной в американской провинции.