Восторг ночи - [9]

Она нахмурилась:

– Даже если это брак не по любви, надеюсь, ты постараешься с уважением относиться к ней и в конце концов полюбить. Не могу поверить, что ты будешь счастлив без любви и дружеского общения с женой.

Адам улыбнулся:

– Я буду навещать тебя, когда мне потребуется интеллектуальное дружеское общение.

Но позволит ли молодая жена делать это? Марианна едва не высказала свое сомнение вслух, однако вовремя спохватилась и придержала язык. Она и так уже достаточно высказалась. Если продолжать выражать свое неодобрение, это плохо отразится на их отношениях. Ей не хотелось портить вечер, поскольку, возможно, они в последний раз проводят его вместе, удобно расположившись в гостиной у камина.

– Каковы твои дальнейшие планы? – бодро спросила она. – Когда состоится столь знаменательное событие в твоей жизни?

– Мы еще не обсудили дату свадьбы. Кларисса хочет сначала испробовать все развлечения светского сезона.

– Значит, ты будешь все время занят, сопровождая ее? Адам застонал.

– Полагаю, что да. Она имеет право в последний раз насладиться свободой. После свадьбы жизнь для нее существенно изменится.

Да, их всех ждут большие перемены.

– Ты не надела сегодня свою брошь. – Лавиния Несбитт нахмурилась так, что брови ее сошлись на переносице. Она снова занялась шитьем, лежащим у нее на коленях.

Марианна мысленно выругала себя за то, что не нацепила траурную брошь с золотистыми волосами Дэвида, вставленными под стекло. Она всегда надевала ее, отправляясь к его матери. Проклятие! Как она могла забыть? После смерти Дэвида отношения со свекровью оставляли желать лучшего, что очень угнетало Марианну, у которой не было собственной семьи. Ее родители умерли. Лавиния Несбитт пустила Марианну в свой дом, когда умер ее отец, и окружила девушку теплом и заботой. Она всегда будет благодарна ей за это.

Теперь же Марианна не ощущала здесь ни тепла, ни уюта. Лавинию невозможно было убедить, что Марианна не виновата в смерти Дэвида. Свекровь считала, что если бы Марианна пораньше известила ее о его болезни, она приехала бы в город из своего поместья в Кенте и надлежащим уходом помогла бы ему выздороветь. Но все произошло так быстро, что ничего нельзя было поделать. Воспаление горла вызвало сильнейший жар, и Дэвид угас в течение нескольких дней. Однако Лавиния искренне верила, что ее присутствие изменило бы ситуацию, и никто не мог разубедить несчастную женщину.

– Извините, Лавиния, но эта брошь не подходит к такому платью, поэтому я оставила ее дома.

Лавиния презрительно хмыкнула.

– Если бы ты надела траурное платье вместо этого яркого, она вполне бы подошла.

– О, мама, перестаньте, ради Бога, – вмешалась Эвелина Вудолл, сестра Дэвида. Она села рядом с Марианной на диван и ободряюще похлопала ее поруке. Эвелина была на несколько лет старше Марианны и внешне очень походила на своего покойного брата. – Прошло уже два года, и Марианна еще достаточно молода, чтобы облачаться в траур на всю оставшуюся жизнь.

Лавиния подняла голову и нахмурилась. Уильям Несбитт оставил Лавинию вдовой четырнадцать лет назад, но она по-прежнему не снимала траур. Марианна постоянно чувствовала неодобрение свекрови после того, как через год после смерти Дэвида перешла на одежду серых тонов, полагавшуюся во второй период траура. Когда же она совсем отказалась от черных перчаток еще через полгода, Лавиния не смогла простить ей этого. Она рассматривала это как предательство памяти о Дэвиде. Мнение о предательстве в совокупности с убежденностью, что Марианна по меньшей мере частично виновата в его смерти, а также разочарование в связи с неспособностью Марианны родить ребенка, который унаследовал бы кровь Дэвида, привели к тому, что некогда душевные отношения между женщинами разрушились.

– Кроме того, – сказала Эвелина, прерывая размышления Марианны, – едва ли можно назвать ярким этот чудесный синий жакет. Привлекательный покрой, Марианна. У тебя появилась новая портниха?

– Нет, это модель миссис Джилл. – Марианна с благодарностью посмотрела на золовку, радуясь, что та сменила тему. – Она вполне устраивает меня, и я не вижу причин искать другую портниху.

Они поговорили еще несколько минут о фасонах и материалах, но Лавиния, как всегда, прервала их. Она считала еженедельные визиты Марианне долгом, связанным с памятью о Дэвиде.

– Я полагаю, – сказала она, – что галерея Дэвида получит развитие, если устроить там летнюю выставку картин. Я распорядилась доставить картину Рейнольдса из Кента. Ты знаешь, это любимое произведение Дэвида. Думаю, он был бы доволен, если бы эту картину поместили в его галерею.

Эвелина засмеялась.

– Эта галерея не Дэвида, мама. Она принадлежит Британскому национальному музею.

– Но он возглавлял ее!

– Да, вместе с другими знатоками искусства.

– Вы правы, Лавиния, – вмешалась Марианна. – Дэвид был бы очень доволен. Он высоко ценил произведения Рейнольдса и всегда мечтал устроить ретроспективную выставку его работ. Демонстрация картины Рейнольдса в галерее была бы прекрасной данью памяти о Дэвиде. Я могу поговорить также с некоторыми его друзьями, чтобы те прислали портреты из своих загородных поместий. Это будет замечательная выставка.