Восточный вал - [9]

— Правильное решение, — признал фон Риттер, немного поколебавшись. — Хотя коменданту этого дота, учитывая его исключительное мужество, можно было бы предложить почетный плен.

— Именно это я ему и предлагал. И даже офицерский чин в войсках вермахта.

— Но он предпочел смерть…

— Нет, ему удалось спастись. Пробиться через стенку нижнего яруса дота в карстовую пещеру и выбраться на поверхность километра за три от дота. Затем он возглавил партизанскую группу и противостоял моим «рыцарям рейха», или как мы еще называли себя в Украине, — «рыцарям Черного леса». Это лейтенант Громов, в Украине он был известен в основном под кличкой «Беркут», по кодовому наименованию дота, в котором держал оборону.

Фон Риттер уважительно помолчал. Штубер не был близко знаком с этим человеком и не знал, что барон фон Риттер обожал всевозможные военно-армейские истории и буквально коллекционировал их.

— Хотите сказать, Штубер, что он до сих пор жив?

— Вполне допускаю. Он был пленен, однако по дороге в Германию бежал из эшелона где-то на территории Польши. По некоторым донесениям, человек с его диверсионнопартизанским почерком все еще находится в Польше, то есть где-то недалеко отсюда.

— Будет время, обязательно расскажете о нем поподробнее, фон Штубер. Люблю выслушивать такие истории по вечерам, за рюмкой коньяку, сидя у камина.

— Если бы вы позволили мне прихватить с собой десяток парней и на несколько дней отлучиться, я, возможно, даже привез бы вам Беркута в живом виде. Тогда у нас было бы много вечеров у камина, поскольку историй из его похождений хватило бы надолго. Тем более что Беркут отменно владеет германским.

— Почему же тогда вы допустили, чтобы такого парня везли в Германию в общем, грузовом вагоне, со стадом других заключенных?

Этого вопроса Штубер всегда опасался. Он действительно прозевал Беркута, это была его, и только его, вина. Хотя Штубер и боялся признаться себе в этом.

— Слишком поздно узнал, что он в плену, — ответил он, поморщившись и пожевывая нижнюю губу. — Слишком поздно удалось установить, что один из захваченных в плен партизан действительно является Беркутом, поскольку существовал еще и партизан, который выдавал себя за Беркута, купаясь в лучах его славы, и даже немного был похож на него. Но это уже другая история, для другого вечера у камина.

— И ее тоже послушаем, — оценивающим взглядом окинул бригаденфюрер СС крепкую, мускулистую фигуру этого смуглолицего полуарийца.

Барон фон Риттер уже отметил про себя, что парень этот, с широкими, слегка обвисающими, как у самого Скорцени, плечами, действительно способен производить впечатление. Во всяком случае, от него веяло безудержной какой-то силой и внутренней уверенностью в своем призвании и в своей судьбе.

— Я так понимаю, что долго вы у нас, барон, не задержитесь, — с легкой досадой проговорил фон Риттер. — Не думаю, чтобы Скорцени отказался от помощи таких гренадеров, как вы и ваш фельдфебель.

— Фельдфебель Зебольд, именуемый у нас «Вечным Фельдфебелем».

— «Вечный Фельдфебель», говорите? Понятно. Кстати, мне сказали, что вместе с вами прибыло еще два десятка ваших «вечных фельдфебелей».

— Так оно и есть. Только мы называем их «фридентальскими коршунами». Вечный Фельдфебель у нас один, и он — перед вами.

— Что намереваетесь делать прежде всего?

— Нам приказано наладить внутреннюю службу безопасности «СС-Франконии», создать здесь полноценное отделение СД и совместно с подразделениями дивизии «Мертвая голова» провести несколько рейдов по окрестным лесам и селам.

— В Берлине нам сказали, что вы привезли с собой и какого-то славянина-скульптора, — вмешался в их разговор адъютант коменданта. — Это действительно так?

— Он ожидает нашего решения в аэродромной машине, которая доставила нас сюда. Причем это не просто скульптор, а специалист по скульптурным «Распятиям». Выдающийся специалист по «распятиям», которого мы сами в свое время распинали.

— Неужели… распинали?! — не поверил Удо Вольраб.

— Обошлось, правда, без гвоздей, ограничились проволокой. Зато на кресте, как полагается. Дабы этот творец по-настоящему прочувствовал, вошел в образ, проникся философией и психологией мессии-мученика.

— Все-таки психологией? — едва заметно ухмыльнулся фон Риттер, вспомнив о том, что своими научными изысканиями барон занимается давно и настолько усердно, что его труды уже печатают в научных сборниках.

— К тому же, сам этот скульптор, в миру именуемый «Отшельником», оказался еще и недоученным православным священником.

— А вот это уже существенно! — оживился фон Риттер. — Как только прибудем в штаб «СС-Франконии», поставите его передо мной. Скульптор, священник, солдат, славянин, пленный, распятый, загнанный в подземелье… С таким экземпляром есть о чем поговорить.

— Кстати, он тоже лично знал Беркута, и незадолго до осады дота Отшельник умудрился побывать в доте «Беркут», медсестрой в котором служила его любимая девушка.

— А вы, фон Штубер, вместо того чтобы увековечить этот «укрепрайонный треугольник» в лучшем фронтовом романе двадцатого столетия, до сих пор балуетесь статьями о психологии русского солдата.