Восточный кордон - [8]

Монашка с рысьей ухваткой проследила за людьми и, когда запах пота и железа рассеялся, подползла к Самуру. Он валялся под кустом, дождь смывал пятна крови, глаза его были закрыты, а зубы оскалены. Вся дрожа, волчица тронула его носом и, ощутив рядом с тёплой жизнью близкую смерть, тихо взвыла. Она лизнула овчара, пыталась тащить неподатливое тело, снова лизнула, и когда, наконец, Самур с трудом приоткрыл затуманенные глаза, волчица обскакала вокруг него и быстро-быстро стала толкать носом, призывая подняться, чтобы побегать и покружиться вместе с ней.

Он бы наверное умер. Но когда слабеющего сознания достиг знакомый, волнующий запах, когда увидел он сквозь болезненную пелену расплывающийся силуэт волчицы, все в нем восстало против смерти, и Самур, собрав остатки воли, стал медленно выходить из того страшного состояния, за порогом которого ничего нет. Он хотел жить, чтобы находиться рядом с Монашкой. Он не мог так легко сдаться. В нем ещё теплилась слабая искорка жизни, волчица словно подула на неё, и тогда вспыхнул и загорелся маленький огонёк. Самуру захотелось поднять голову. Но это не удалось, и он снова впал в забытьё, только это было уже не прежнее, страшное забытьё, а целительный сон, в течение которого слабое тело набиралось силы, и совсем было уходящая жизнь капелька за капелькой наполняла его.

Дождь не переставал. Волчица и собака вымокли, вид у них был одинаково жалкий. Потом Монашка куда-то убежала, принесла тёплого соню-полчка и положила растерзанного зверька у самой морды Самура. Он проснулся, но есть не стал, и тогда волчица с аппетитом сама съела грызуна.

Прошло ещё несколько часов. Дождь перестал, но погода не устанавливалась, облака шли низко, лес царапал им брюхо, подтягивал ближе к земле, и тогда становилось особенно сыро. Самур не подымался, ничего не ел. Он снова подвинулся к опасному порогу, смерть подступала, и даже близость Монашки не могла, кажется, остановить её.

На вторые сутки, около полудня, волчица услышала чужой запах и ощетинилась. Она заметалась от тропы к кустам, скалила зубы и тихо рычала. Опять шёл человек. И так опасен, так страшен казался волчице запах, что даже привязанность к Самуру не подавила в ней отвращения. В последний раз тронув голову собаки, как бы приглашая Самура встать и последовать за ней, Монашка отбежала в кусты и, дрожа и гневаясь, укрылась там.

Из-за поворота вышел человек в короткой зеленой штормовке, в белых кедах, с палкой в руке. Светлые, выгоревшие волосы падали ему на лоб, он все время откидывал их, резко вздёргивая голову. Человек был молод, светлоглаз и улыбчив, но порядком измучен дорогой: шёл он нетвёрдо, сбиваясь с ноги, хотя по сторонам смотрел зорко.

Монашка не выдержала и скакнула в сторону, подальше от опасности. Кусты зашевелились, юноша остановился и скорее с удивлением, чем с испугом уставился на волчицу.

— Эй, ты! — сказал он и нагнулся за камнем. В последний раз метнулась серая тень и неслышно исчезла за кустами. Но он все-таки запустил в ту сторону камень, отряхнул ладони и только тогда заметил в пяти метрах от тропы черно-белое тело Самура.

Он подбежал, опустился на колени, тронул собаку за уши.

— Самур! Что с тобой? Кто тебя?

Пёс открыл глаза и, почуяв у морды знакомую, тёплую ладонь, ухитрился лизнуть её.

— Бедный мой! То-то и вьётся здесь этот волк! Неужели он? Ой, нет, это же пулевая рана! Ну, старина, счастье твоё, что я нашёл тебя так скоро. Только как же нам быть? Отца тут, конечно, нет, он бы не оставил… Полежи, я сейчас придумаю.

Юноша бросился к домику, тотчас вернулся. Хотел поднять собаку, но не смог, минуту раздумывал, потом сбросил штормовку, срубил ножом два шеста, привязал к ним куртку и осторожно насунул на носилки раненого пса. Самур щерил зубы. Ему было очень плохо.

— Терпи, терпи, дружок! — Юноша потянул за концы шестов и так, волоком, пятясь, не спуская с собаки глаз, притащил раненого к дому, скинул с чердака сухой травы и уложил Самура под навес. Потом принёс воды, почти насильно напоил, бросился в дом, разжёг печку, и вместе с запахом дыма, придавленного пасмурным небом к самой земле, Самур почувствовал щекочущий запах тушёнки и каши, которую готовил ему избавитель. Спасён…

За оградкой, невидимая человеку, мелькала серая тень волчицы. Самур слышал её запах и тихо скулил.

— Будем поправляться, дружок, — сказал юноша, выходя из дома с миской в руках. — А ну-ка, давай!..

Глава вторая СЕМЬЯ МОЛЧАНОВЫХ

1

Егор Иванович жил в Камышках, небольшом посёлке возле быстрой реки, зажатой хребтами Кавказа. В посёлке этом все охотники, все натуралисты. С детства познают тайны леса и гор, а возмужав и чему-то научившись в школе, вдруг начинают понимать, что от леса им уже не уйти, потому что без него, как и без гор, жизнь кажется им просто немыслимой.

Лес подходит вплотную к посёлку. Он начинается прямо за огородами — и не как-нибудь, а непролазными джунглями, переплетением ежевики, лиан, бузины, осиновых и дубовых веток. Сюда, на огороды, делают набеги кабаны, когда в июне — июле съедают они последний прошлогодний орех в лесу и начинают голодать.