Восточные славяне в VI-XIII вв. - [2]

Наконец, в экскурсе о событиях VII в. летописец называет славянское племя дулебов, которое обитало на Волыни и притеснялось обрами (аварами). В древнерусское время этого племени уже не было, его территорию занимали бужане (волыняне).

Летописное описание племен долгое время оставалось единственным источником по ранней этнической истории восточного славянства. Русские историки XVIII–XX вв. в своих исследованиях ограничились комментариями к летописным известиям и высказали несколько догадок относительно истории и судеб восточнославянских племен. Плодотворной оказалась попытка основателя русской исторической географии Н.П. Барсова использовать данные топонимики для ограничения ареалов летописных славянских племен (Барсов Н.П., 1885).

В XIX в., особенно во второй его половине, почти на всей восточнославянской территории активно велись раскопки курганов — погребальных памятников восточных славян IX–XIV вв. Они раскапывались и специалистами-археологами, и историками, и краеведами, и просто любителями старины. Многие из этих раскопок выполнены некачественно. Тем не менее, к концу столетия в различных уголках древнерусского региона было вскрыто около 20 тысяч курганных насыпей. Находки из них составили обильные вещевые коллекции многих музеев Восточной Европы. Уже в 1899 г. выдающийся русский археолог А.А. Спицын прекрасно показал, что курганы и вещевые материалы из них могут служить важнейшим историческим источником для исследования восточнославянских племен (Спицын А.А., 1899в).

Древнерусские курганы, кроме общих признаков, объединяющих их в единую культуру и отличающих от соседних памятников, характеризуются локальными особенностями. Анализ этих особенностей позволяет выделить в восточнославянском ареале области, каждой из которых свойственны определенные детали погребальной обрядности и специфический набор женских украшений. Географическое положение этих областей соответствует летописным местам расселения восточнославянских племен. Но археологические сведения, поскольку они несравнимо богаче летописных и поддаются детальному картированию, дали возможность уточнить указания письменных источников и детализировать картину расселения славянских племен в Восточной Европе.

Изучая современные диалекты восточнославянских языков и материалы древнерусской письменности, А.А. Шахматов (Шахматов А.А., 1899, с. 324–384), А.И. Соболевский (Соболевский А.И., 1884) утверждали, что между диалектной дифференциацией древней Руси и племенами Повести временных лет существует какая-то зависимость. Летописные племена, как полагали исследователи, были не случайными образованиями, а этническими группами восточного славянства. Установив, что для некоторых восточнославянских племен характерны своеобразные украшения, относящиеся как составная часть женского костюма к признакам этнического порядка, А.А. Спицын подтвердил мысль А.А. Шахматова об этническом своеобразии племен Повести временных лет.

Выводы А.А. Спицына и его характеристика восточнославянских племен были безоговорочно приняты русскими и зарубежными исследователями. В русской литературе они позднее были развиты Ю.В. Готье (Готье Ю.В., 1930, с. 204–247). На основе всех известных в то время источников он попытался охарактеризовать древности восточнославянских племен и выяснить некоторые исторические вопросы, связанные с ними. По пути, указанному А.А. Спицыным, построено исследование восточнославянских племен в трудах знаменитого чешского слависта Л. Нидерле (Niederle L., 1904; Нидерле Л., 1956, с. 152–166).

К началу 30-х годов XX в. относятся первые археологические монографии, посвященные отдельным восточнославянским племенам. А.В. Арциховский систематизировал курганный материал вятичей XI–XIV вв. (Арциховский А.В., 1930а), Б.А. Рыбаков исследовал радимичские курганные древности (Рыбаковў В.А., 1932, с. 81–153).

В 1937 г. П.Н. Третьяков выразил сомнение в возможности использовать древнерусские курганные материалы для изучения племен Повести временных лет (Третьяков П.Н., 1937, с. 33–51). По мнению этого исследователя, племена начальной летописи нужно изучать исключительно по археологическим данным первобытно-общинного периода, поскольку курганные материалы IX–XIII вв. относятся уже к тому времени, когда племенные группы славянства сошли или сходили с исторической сцены. Территориальные различия женских украшений в курганах XI–XIV вв. П.Н. Третьяков объяснял тяготением населения к определенным экономическим центрам, которые будто бы являлись пунктами массового ремесленного производства этих украшений. Границы же распространения определенных типов женских украшений исследователь связывал с территориями «формирующихся феодальных областей».

В ответной статье А.В. Арциховского (Арциховский А.В., 1937, с. 53–61) и в последующей археологической литературе была показана ошибочность этих положений П.Н. Третьякова. Теперь представляется несомненным, что женские височные украшения восточных славян могут служить надежным этноплеменным признаком и по своему распространению не укладываются ни в какие политические образования. Изучение ремесленного производства древней Руси, в том числе изготовления височных украшений, позволило Б.А. Рыбакову утверждать, что территориальное распространение височных колец не связано с экономическими центрами. Курганные вещи изготовлялись в основном деревенскими мастерами с ограниченными районами сбыта. Очевидно, что единство форм украшений в определенных областях обусловлено только их этническими особенностями.