Восточные славяне накануне государственности - [26]
Четвёртый этап археологического изучения именьковской культуры начался примерно с середины 2000-х гг. Он характеризуется более пристальным вниманием к социальным структурам именьковского общества и поиском новых ответов на старые вопросы. Д.А. Сташенков высказал идею о неоднородности этнического состава именьковской культуры, о разных направлениях этнокультурных контактов её носителей в разных регионах и в разные периоды её истории. По его мнению, в становлении именьковской культуры сыграли свою роль мигранты из ареала культур полей погребений, местное население, какие-то позднескифские группы и т. д. (Сташенков 2005; 2006: 20–30).
Л.А. Вязов в своей работе, посвящённой социально-экономической истории именьковцев, не касаясь прямо вопроса об их этнической атрибуции, сделал вывод, согласно которому хозяйственная система именьковского населения имеет свои истоки в зарубинецких, киевских, позднедьяковских и мощинских традициях, что указывает на сложный многокомпанентный характер населения, оставившего именьковскую культуру (Вязов 2011: 19–20). Дальнейшая разработка гипотезы о полиэтничном характере именьковской культуры, если она окажется верной, вероятно, позволит в будущем выделить в её составе конкретные памятники, связанные как со славянским населением (можно полагать, что одним из таких памятников является Рождественский могильник, возможно, именно в этой группе памятников, а не в именьковской культуре в целом лежат истоки волынцевских древностей), так и с другими этническими группами.
А.В. Богачев высказал интересную гипотезу, согласно которой именьковцы представляли собой одну из ветвей антов (Богачев 2011: 72—137).
В последнее время к вопросу этнической атрибуции именьковской культуры активно подключились историки. Уже давно исследователями восточных источников было замечено, что они помещают какую-то группу ас-сакалиба-славян в Среднем Поволжье. Опираясь на то, что Ибн Фадлан именует Волжскую Болгарию «страной славян», а её правителя «государем славян», ещё А.Я. Гаркави считал, что славяне составляли значительную часть населения этой страны (Гаркави 1870: 104–105).
В 1964 г. С.Г. Кляшторный ввёл в СССР в научный оборот известие ал-Куфи о столкновении арабского полководца Марвана со славянами в 737 г. на берегах «Славянской реки» и пришёл к однозначному выводу, что описываемые события происходили в Поволжье (Кляшторный 1964: 16–18). Есть и другие арабские и хазарские известия, помещающие славян в VIII–X вв. в Поволжье. Эти данные позволили С.Г. Кляшторному связать тех славян, которых знают арабы в Поволжье, с именьковцами и их потомками (Кляшторный 2005: 68–72), что было поддержано П.Н. Старостиным, Г.И. Матвеевой и В.В. Седовым. При этом данные известия полностью подтверждают то, что часть именьковцев осталась в Поволжье после конца VII в. и влилась в состав болгарского населения.
Е.С. Галкина пришла к выводу, что термин ас-сакалиба-славяне, применяемый Ибн Фадланом к населению Волжской Булгарии бытовал в данном регионе в Х в. как демоним, т. е. обозначение жителей определенной территории, вне зависимости от их этнокультурной принадлежности. Его происхождение связано с этносом носителей именьковской культуры, которую с VIII в. сменяют тюркские и финно-угорские культуры. Путем от этнонима к демониму могли стать ассимиляционные процессы, происходившие в Среднем Поволжье (Галкина 2014: 24–31).
Важное значение имеют работы Р.Ш. Насибуллина и В.В. Напольских о предположительных именьковских заимствованиях в финно-угорские языки, которые, по мнению последнего, имеют протославянский или балто-славянский характер (Насибуллин 1992: 76–79; Напольских 1996: 197–206; 2006: 3—19). Выводы В.В. Напольских о соответствующих заимствованиях убедительны, однако их интерпретация вызывает вопросы. Во-первых, учёный жёстко придерживается гипотезы о балто-славянской языковой общности, и поэтому настойчиво именует «именьковский язык» «балто-славянским» (Напольских 2006: 3–4). Между тем это гипотеза далеко не всеми лингвистами принимается (в частности, серьёзной критике подверг её О.Н. Трубачёв) и вне её рамок выводы В.В. Напольских могут звучать и иначе. Во-вторых, недоказанным остаётся главное: то, что выделенные В.В. Напольских в языках волго-камских финно-угров славянские и балтские языковые заимствования синхронны, а уж тем более восходят к одному языку. Логичнее говорить как о балтских, так и о славянских языковых заимствованиях местных финно-угров, которые, скорее всего, независимы друг от друга.
Новое направление в именьковской историографии открыл в своих работах казанский исследователь А.В. Овчинников, который показал, что на сугубо научную проблему этнической атрибуции именьковцев активное воздействие оказывают вненаучные факторы, в первую очередь политические. В Татарстане негативно относятся к гипотезе о славянском происхождении именьковцев или их части, чинят препятствия исследователям, отстаивающим данную точку зрения (Овчинников 2009а: 4; 2009б; 2016: 151–169).
Именьковская культура: 1 – наконечник ремня; 2 – антропоморфная накладка; 3 – фибула Рязано-Окского округа; 4 – зооморфная фигурка; 5–8 – сосуды (1–3 – цветные металлы; 4–8 – керамика). По Г.И. Матвеевой
